Выпитое ударило в голову, парни решили развлечься на всю катушку и вломились в соседнюю квартиру, вытащив прямо из постели несчастную Юльку, сопротивление которой утихомирили ударом кулака в лицо и несколькими крепкими тычками пистолетом под ребра. Но вот тут у гуляк и вышла незадача. Они никак не могли решить, кому начинать первому, а брошенный жребий вызвал обоюдные обвинения в жульничестве, тем более что обе стороны и без того терзались взаимными подозрениями в стремлении надуть друг друга при совершении нынешней сделки. После обоюдных оскорблений один из парней схватился за нож и пошло-поехало…
К утру скончался, так и не придя в сознание, один из тяжело раненых. Другой по-прежнему был в сознании, но Сухоцкий, который кое-что знал о ранениях в живот, догадывался — дела парня плохи, если не безнадежны. Оба погибших и один из взятых под стражу, как припомнил Сухоцкий, были из компании приснопамятного Леньки — того, что был убит в первый день после их выхода из убежища, и как раз из-за попытки завладеть оружием.
Утром было объявлено общее собрание коммуны. Большинство собравшихся на футбольном поле уже так или иначе было в курсе случившегося. На середине поля стояли члены Совета коммуны и приведенные под конвоем двое участников ночной драки.
"Что же это получается, товарищи мои?" — с горечью обратился Сухоцкий к стоявшим вокруг ребятам и девчонкам. — "Какую-то неделю назад вы чуть ли не все дружно проголосовали и за сдачу нештатного оружия, и за обращение всего добытого в поисковых экспедициях, без исключения, в общий фонд. Так или не так?"
Строй коммунаров ответил смущенным молчанием.
"Молчите?" — Юрий сделал короткую паузу. — "И правильно делаете. Нечего вам сказать! Вы не выполнили собственное решение. И вот итог: пьянка, попытка изнасилования, поножовщина и перестрелка. Двое убитых, один при смерти. Что делать будем, а, коммунары?" — и он обернулся на двоих подконвойных, стоящих с опущенными головами.
Раздался нестройный шум голосов:
"Лишить права на ношение оружия!"
Другие возражали: "Это за убийство-то? Маловато будет!"
"Изгнание!" — крикнул кто-то.
"К стенке!" — настаивали другие.
Сухоцкий покачал головой и поднял руку ладонью вперед, призывая к тишине.
"Не о том я вас спрашиваю. С этими-то все ясно… Как дальше жить думаете? Что сделать, чтобы вырезать эту язву? Чтобы пьяные подонки не лезли на девчонок и не палили из пистолетов по живым людям?"
"А что ясно-то?" — выкрикнули из толпы. — "С этими что делать будем?"
"С этими?" — Сухоцкий помедлил, потом жестко произнес, чеканя рубленые фразы — "По законам военного времени. За нарушение прямого приказа командира и за убийство. К высшей мере. Привести в исполнение немедленно". — Он сдернул с плеча автомат и кивком головы указал конвойным — "Вон к тем деревьям".