— Сегодня вечером не пойдем в ресторан, — благостно сказал мужчина, потягивая шампанское, — съедим на берегу шашлычки…
— Нет, пойдем! — безжалостно перебила она, и он замолк. Косящие глаза и косящие груди продолжали исследовать пляж.
Все люди связаны универсальным стремлением к наслаждению. Если в исключительных случаях человек ненавидит наслаждение, он наслаждается своей ненавистью к наслаждению.
Но в обычной жизни один человек, скажем, получает наслаждение от чтения Евангелия, а другой получает наслаждение, пропустив рюмку водки и зажевав ее пупырчатым соленым огурчиком. Конечно, ценность наслаждения первого гораздо выше, чем ценность наслаждения второго. Но не надо преувеличивать примитивность наслаждения второго. Иногда он вправе сказать первому:
— Отложи Евангелие! Выпей с нами рюмку и захрусти ее этим пупырчатым огурчиком. Что, не хочется? Совсем? И ничего подобного?! И никогда?! И ни при каких обстоятельствах?! Тогда тебе и Евангелие ни к чему!
Моя покойная мама говорила:
— Человек, который украл, грешен перед тем человеком, у которого украл. Человек, у которого украли, подозревая многих невинных в воровстве, грешен перед многими.
Это стихотворение тоже написано в год смерти матери. Карабкающееся по обрыву отчаянье с удивительными ужимками юмора. Будем надеяться, что детская улыбка спасает. Может быть, затянуто? Но и тема ведь нешуточная.
Дай отойти на три шага!
Жизнь, ты такая, ты сякая.
Течешь, сквозь пальцы протекая.
Придурковатая слегка.
Дай отойти на три шага!
Путана, путаница, стерва.
Шалавая, в который раз
То дергаешь за кончик нерва.
То тычешь в ухо или в глаз.
Я, кажется, дошел до точки.
Кричу в упор:
Прочь, твои клейкие листочки
И прочий вздор!
От ран твоих себя врачуя.
Хочу узреть твои черты.
Со стороны взглянуть хочу я —
Какая ты.
Людским страданиям не внемля.
Течешь как есть.
Но кто плеснул на эту Землю Тебя?
Бог весть.
Что Бог? Вместить Его обиду
Не может наша голова.
Он потерял людей из виду.
Но мы Его сперва.
И если человеку зелье
Служило много тысяч лет.
То, значит, в уровне веселья
Самодостаточности нет.
Чем может нас твоя обуза
Смягчить, привлечь?
Увы, в жару ломоть арбуза,
А в холод женщина как печь.
Без тяжести твоей и речи
Мы слышать не хотим ничьей.
А кто взвалил тебя на плечи.
Тому, боюсь, не до речей.
Мысль о тебе всегда ошибка.
Поскольку ты ее суфлер.
Нас ожидает или сшибка.
Или смирения позор.
Ты шепчешь: — Силе будь покорен.
Подальше от грызни…
Все так. Но страшен общий корень
У казни и казны.
Мысль о тебе трепещет зыбко.
Хвать! Но монетой — в щель,