Алексей достал удостоверение и показал его командиру спасателей.
— А-а-а, — произнес тот, — у нас ваши уже имеются. — Он указал на мужчин в белых рубахах и галстуках, стоящих на железнодорожном полотне. Рядом были люди в милицейской и железнодорожной форме.
— Я здесь как частное лицо, — произнес Алексей. — В этом поезде ехали моя жена и дочь. — Алексей замолчал. Кислый ком вдруг подкатил ему под горло, и он почувствовал, что у него вот-вот сдадут нервы и он заревет как белуга.
Эмчеэсовец с сочувствием посмотрел на него и ничего не сказал.
— Я должен был ехать с ними в этом проклятом поезде, но меня вызвали на службу прямо из вагона, за две минуты до его отправки.
— Сочувствую, — произнес командир. — В каком вагоне они ехали?
— В третьем.
Спасатель поднял серьезный взгляд на Алексея и произнес:
— Если в третьем, то надежды, что они выжили, нет. Электровоз и первые три вагона полностью уничтожены аварией и огнем, и в них только обгоревшие трупы.
— А где раненые? — Алексей все-таки хотел посмотреть, нет ли там своих.
— Тяжелых срочно отправляем в ближайшие больницы, а тех, кто отделался ушибами, осматриваем и пока оставляем здесь. Ты сходи к потерпевшим, посмотри, поспрашивай, может, кто-то видел женщину с грудным младенцем. Если там не найдешь, то осмотри трупы. Если и среди них нет, то… или они были ранены и их увезли в больницу, или…
Коновалов, не помня себя, передвигаясь как лунатик, пошел к потерпевшим.
Он приблизился к одиноко стоящей молодой женщине, спросил:
— Вы не видели молодую женщину с годовалой девочкой на руках?
— У меня была девочка и ей было три годика, — будто в прострации произнесла та. — Теперь ее нет. И мужа тоже нет. — Вдруг она улыбнулась и засмеялась. Алексей отпрянул от нее и, поняв, что с рассудком ее что-то случилось, ужаснулся.
— Ее больше нет, моей маленькой. Нет! Нет! — Мать перестала смеяться и вдруг закричала так громко, что у Коновалова в ушах заболели барабанные перепонки. Женщина упала ничком на землю и начала биться в конвульсиях. Алексей подбежал к ней, обхватил за плечи, поднял и прижал к себе.
— Успокойся, успокойся, — повторил он.
К ним подошли двое врачей, взяли бьющуюся в истерике мать и отвели к «Скорой».
Коновалов решил ни к кому больше с вопросами не обращаться, все равно они ничего не давали. Он начал сам осматривать потерпевших.
За два часа поисков он обошел все место происшествия, но свою жену и дочь среди живых не нашел.
Собравшись с духом, он решил поглядеть на трупы. Он приблизился к поляне, где они были сложены, и начал осмотр. Вместе с ним ту же горькую, тяжелую процедуру проделывали по меньшей мере еще пятьдесят человек. Все они поочередно подходили и склонялись над каждым из трехсот тел.