Первая жена (Шандернагор) - страница 57

Развод — драма? Да бросьте вы! Мы все поменяли! Взаимное уважение, изживание конфликта, сублимация, улыбки — нынче разводиться проще простого, достаточно обожать друг друга!

— Как вам повезло, дорогуша, — говорит мне старушка соседка, развод которой пришелся на героические времена, — теперь так легко можно расстаться с мужем — простые формальности! Мы в наше время были настоящие дуры: дрались, рвали себе душу… О, сколько слез я тогда пролила!.. А оскорбления, а драки, ложь, ссоры! Даже собственные друзья, родственники… Мы были просто дуры, да, просто дуры!

Это слово, которое она со стыдом повторяет, не отрывая взгляда от носков своих туфель, неожиданно заставляет меня вспомнить рождение моего первого сына — как это было давно! Одна из моих двоюродных бабушек приехала из Комбрайя навестить меня в родильном доме. Она сидела у моей постели, зажав в своих морщинистых руках букетик нарциссов: «Ну, душечка, кажется, все благополучно? Тем лучше, тем лучше! О, молодые женщины сегодня избалованы — да-да, роды безболезненные, ничего и не почувствуешь! Ребенок выходит как по маслу, разве нет? И все потому, что вас научили дышать… Не поверишь, какие мы были дуры и страдали, еще как страдали!»

Я не стала ее разубеждать. Да и зачем? И потом, в глубине души я очень гордилась, что «выдержала», что могла улыбаться, что могла лгать… Сегодня мне стало не до гордости. Нечем гордиться в этом дурацком спектакле, где я сыграла отведенную мне роль, — я прилично себя вела, никому не «причинила неприятностей». Однако именно их я и хочу. Можно подумать, например, что бывают «развод без страданий» или роды, когда даешь новую жизнь, без криков…

Впрочем, что тут говорить об этой новой жизни, — еще один обман! Порой я делаю вид, что согласна, ради удобства других; однако я прекрасно знаю (наперекор тому, что сама же и написала): развод — это не роды, это смерть. «Хватит!» «Замолчи!» «Такое не говорят!» Развод гримируют, как гримируют мертвецов. В «funeral home» вас встречают трупы с нарумяненными щеками, нарисованными губами с улыбкой на устах. Они тоже начинают «новую жизнь»… Эти лживые обещания, этот маскарад, который живые предназначают для живых, — еще один ком грязи, летящий в мертвых.

Оставьте на моем лице эту восковую бледность, отблески тлена, бесстыдство смерти, не стирайте их: они отвечают истинному положению вещей. И не заставляйте меня вступать в загримированный развод. Никаких румян, никакого полутраура. Я не хочу ни жить, ни умирать во лжи. Вон условности! Никакого грима, никакой грязи.