Дети, которых разбудил шум от этого «переезда», и рыдания, которые его сопровождали, не позволили мне вынести мешки на улицу: отец прислал своего Сганареля забрать их на следующий день. Я плакала:
— Как он мог так поступить? Изгнать меня из своей жизни! Заставить своих служащих унижать меня! За что? — Я призывала сыновей в свидетели: — В конце концов, я его не преследовала… Я звонила ему… ну и что? Самое большее два раза в месяц… И никогда без повода. Так за что, за что же?
— Потому что он хочет заставить тебя звонить ему домой, — предположил младший.
Звонить ему домой? К ней домой? Но, в конце концов, у себя дома он у нее, это правда, и она у себя — у него, но… Нет, никогда я не наберу этого номера!
— По крайней мере, — продолжал младший, — у папы нет такого количества автоответчиков, которых ты повсюду понаставила; тем более что ты не дала ему нашего тайного кода! Он возвращает тебе долги твоей же монетой…
Как признаться детям, что, как только они выходят из дома, я чаще всего снимаю трубку до того, как прозвенит третий звонок? Мои автоответчики включаются после третьего звонка. Когда он прозвучал, а я не успела вмешаться в ход событий, раздается мой голос и против моей воли утверждает, что меня нет дома; он цинично отправляет нежданного абонента на номер моего пустующего кабинета двумя этажами ниже. Тогда, даже кубарем сбегая по лестнице, я не могу помешать телефону звонить из глубины моего дома, звонок этот сначала доверчив, потом настойчив, потом наполняется отчаянием того, кого я только что обманула. Невозможно поймать этот пронзительный звонок, который соскальзывает в пропасть, мне не успеть — абонент обречен.
Поэтому-то я и кидаюсь к телефону, как только он зазвонит; никогда я не брала трубку так быстро, как в эти последние недели: когда дети звонили откуда-нибудь с улицы, удивлялись, что им более не надо было пользоваться своей «привилегией»: «Ты что не включила автоответчик?» Включила, но не дала ему заработать. Я перестала отходить далеко от телефона, я бросалась к аппарату, даже когда он звонил у соседей! И все потому, что каждый раз думала, будто на другом конце провода он. Мой муж… Тот, который был вчера, когда-то был… В этой надежде невозможно признаться, да я и не признаюсь.
Слава Богу, когда я узнала об инструкциях, данных его секретарше, я излечилась от этого безумия. Теперь, как и прежде, телефон у меня звонит три раза.
Ничто, даже это запоздалое проявление собственного достоинства, не может отмыть меня от стыда, от презрения. «Он ни во что меня не ставит, а ведь он любил меня — что же, мне предстоит стать всеобщим посмешищем?..»