– Хук, так ты идешь? А ты, Сэм? – спросил я.
– А как же виски?
– А после концерта слабо?
– Лады. Парни, вы тут зависайте, а мы пробежимся и посмотрим на голых баб! – последние слова он громко выкрикнул, отчего в ресторане тут же стало тихо. Десятки возмущенных взглядов сверлили наши удаляющиеся спины.
На входе в музей нас встретил пожилой мужчина в твидовом костюме-тройке, который, казалось, сейчас потеряет свою вставную челюсть от удивления. Одинокие женщины и коллекционеры прекрасного были его публикой, но не байкеры, так уж точно!
– Нам три билета и каталог, пожалуйста! – сказал я.
– Да, да! Конечно, молодые люди, конечно! – сказал он. – У нас сейчас проходит выставка…
– Искусства средневековой Европы 14 – 16-х веков. Судя по каталогу, у вас представлены голландцы, испанцы и представители французской школы…
– Ну, пугай меня, брат, – сказал шепотом Хук, снимая со своей лохматой головы рогатый шлем, пригладив кудри огромной пятерней. На пороге музея он почувствовал себя, как в воскресной школе, то есть преисполнился благоговения и дал себе клятвенное обещание не шкодить.
– Хотя фламандцы представлены слабо, – закончил я и добавил: – Вы не возражаете, если мы начнем с них?
Удивленный старик только кивнул головой и показал пальцем на конец экспозиции.
Сэм с видом ценителя искусства шел по светлому и просторному залу, надеясь увидеть хоть одну голую женщину. Хук шел за ним, надеясь на то же.
Мы разбрелись по разным углам – Сэм нашел искомое, а Хук увидел симпатичную картину с бутылкой вина и свежей рыбой. Не знаю почему, но ему это понравилось. Он диву давался, что так натуралистично нарисовано, даже снова захотелось выпить.
Я же побрел в зал, где были выставлены редчайшие картины древних испанцев, которые были большой редкостью – ведь сохранилось немного картин того периода. Сэм подошел ко мне и спросил:
– Ну почему на картинах либо кто-то умирает, либо страдает? Женщины бледные, как моль, не на что посмотреть!
«Видел бы ты испанок того времени, друг мой!» – подумал я про себя, а вслух сказал:
– Ну, понимаешь, рисовали по канону, тем более, что рисовать-то только учились. Мне кажется, что если бы тогда существовали фотоаппараты, и можно было сфотографировать женщин того времени, то ты бы изменил свое мнение.
– Ну, не знаю… – сказал Сэм и пошел бродить по экспозиции.
А я остался стоять перед картиной Бермеджо «Иисус ведет патриархов в рай» и думал о том, что художник хорошо передал дух той эпохи. То было темное, полное страхов и напряжения время. Люди жили в неуверенности в завтрашнем дне, стараясь выполнить все немыслимые рекомендации по соблюдению праведной жизни, чтобы попасть в рай. И совсем не знали, что это бесполезно – ведь Бог никогда не давал такого списка требований к людям. Все намного проще – «веруй во Христа и спасешься». Но люди из корыстных целей превратили простое и светлое учение Христа в ужасную ношу, которая делала жизнь человека просто немыслимо тяжелой. Ведь требовать святости и праведности от тех, кто дать этого не может, – значит, заранее обрекать их на страдания.