Ленин указывал, что цели первой русской революции, к которым она непосредственно стремилась, «почти в полном объеме осуществила буржуазная революция во Франции в 1792 и 1793 гг.».>25
Аналогия между этими двумя революциями, происходившими в разных странах и на различных исторических этапах, в известной мере была ясна и Толстому. Он видел ограниченность буржуазной революции Франции, ясно видел противоречие между результатом революции — приходом к власти буржуазии — и «выставленными» этой революцией освободительными идеалами. На этом основании Толстой утверждал, что ни одна из буржуазных революций в Европе не приблизила человечество к осуществлению «несомненных, истинных принципов равенства, свободы, братства», «которые как были, так и остались и останутся истинными и до тех пор будут стоят как идеалы перед человечеством, пока не будут достигнуты».>26 К этому горькому выводу Толстой пришел, исходя из того несомненного и правильно наблюденного факта, что «не только древнее и феодальное государства были органами эксплуатации рабов и крепостных, но и «современное представительное государство есть орудие эксплуатации наемного труда капиталом».>27
Объективно утопические взгляды Толстого, его противоречивое отношение к революции отражали уже созревшую в России в рамках самодержавно-помещичьего строя противоположность интересов труда и капитала. Но, подобно народникам, Толстой отразил эту противоположность «...через призму жизненных условий и интересов мелкого производителя».>28 Относительная прогрессивность капитализма и буржуазных форм государственности осталась непонятой великим писателем.
Срывая маску демократизма с буржуазного «конституционализма» и «представительства», Толстой с негодованием писал в дни революционных боев о тех «казнях», «тюрьмах», «податях», о «лишении права пользоваться землей» и «орудиями труда», о «набегах на беззащитные народы Африки и Азии и друг на друга» и о прочих «жестокостях», творимых над народными массами в «самых свободных», а на деле «мнимо свободных» капиталистических странах Европы и Америки. «То же неравенство, какое было между фараоном и его рабами и теперь между Рокфеллерами, Ротшильдами и их рабами».>29 Вот к чему, утверждает Толстой, привели все известные в истории революции против «деспотизма».
Таким образом, исходя из антидемократической природы буржуазного государства, исторического опыта буржуазных революций, Толстой пришел к глубоко ошибочной мысли об иллюзорности и неэффективности революционных методов освободительной борьбы. «То противоречие, — говорит Толстой, — которое так ярко и грубо выразилось в большой французской революции и вместо блага привело к величайшему бедствию, таким же осталось и теперь. И теперь это противоречие проникает все современные попытки улучшения общественного строя. Все общественные улучшения предполагается осуществить посредством правительства, т. е. насилия».