— Выпей валерьянки.
— Я не кошка, чтоб от этой травки балдеть, — огрызнулась я. Он что, правда считает, что я сейчас нервную истерику закачу? Если так — просчитался. — Не бойтесь, Сергей Денисович, падать к вам на грудь с рыданиями и портить рубашку не собираюсь.
Может, дверь и привела мое сознание и психику в измененное состояние, только я, сколько себя помню, и раньше во многом была со странностями. В шоковой ситуации всегда сначала действовала как могла (городила что попало), на чистых рефлексах, а потом думала или/и переживала.
Помню, когда совсем еще мелкой была, жила у нас собака, бедовая овчарка Варька. Летом семья обитала на даче, пребывавшей по ту пору в состоянии перманентного строительства. Дом уже стоял, под веранду был выкопан котлованчик, захватывающий часть оврага. К двери в родные пенаты, выходящей аккурат в котлован, вели не нормальные ступеньки, а ступенчатая дорожка вдоль стены из блоков будущего фундамента веранды. Внизу же, кроме крапивы и колючего малинника, тоже валялась часть будущих блоков со штырьками, задранными вверх. Варька, зараза, обожала дремать на широких ступеньках, причем на самой верхотуре. Всяк входящий принужден был перешагивать разленившуюся псину. Я, лет, кажется, девяти от роду, как раз шла с полным дуршлагом клубники домой, когда спящая овчарка стала поворачиваться и соскользнула с пьедестала. Что было потом, мне пересказывал очевидец Стаська, подновлявший у дома топчан.
Как была в домашних тапках, я сиганула с высоты в полтора собственных роста вниз, в крапиву и малинник, счастливо избегнув плит со штырями, и поймала падающую Варьку в полете.
Подбежавший брат вытаскивал меня обратно, овчарка выбралась сама и тут же завалилась спать снова. Правда, на сей раз в доме. Что удивительно, ни одного синяка или царапины я при экстремальном прыжке не заработала, даже пузо не надорвала, когда ловила овчарищу в двадцать с лишком килограммов весом. Стаська еще несколько недель меня супердевочкой дразнил, зараза.
Сейчас я молча покусывала губу, не получив ехидной отповеди от занятого делом куратора. Он то ли действительно был поглощен обыском, то ли успешно симулировал активность, чтобы не хлопотать над тяжелораненым. Словом, Варьке я тогда помочь могла, а Лехе нет, это и бесило, заставляя огрызаться на ЛСД. Нет ничего хуже ощущения беспомощности перед близкой бедой!
В осознание неприглядной ситуации вплелось ощущение некой странной тяги налево. В прямом смысле налево, в сторону ванной. Я отступила, подчиняясь занятному притяжению, открыла дверь, дошла до стиральной машины, на которой высился тазик с русалочьими побрякушками, и запустила руку в добычу. Пальцы сомкнулись на браслете: нити голубого жемчуга, перемежающегося округлыми бутылочно-зелеными камешками. Красивенький такой, к летнему сарафанчику льняному подойдет. Эта мысль мелькнула, сменяясь куда более странной: почему-то ужасно захотелось взять украшение и намотать на сломанную руку Лехи.