Тот, кто возвращается из Другого — другим, — видит как полнятся неизъяснимым светом предметы «здешнего», и человек — один из них, так как форма его не закончена. Сила, происходя через форму, укрепляет форму, но Сила не есть форма: сила способна изменяться, а форма — только умирать. Действительное формы знает об этом, и это делает форму неподдельной, — временной, неизъяснимо прекрасной и смертной.
«Вновь возвращаясь в ту дальнюю ночь на родину летней проселочной дорогой, мимо озера, среди пологих холмов и родников; в ту безлунную густозвездную ночь с соловьиными брызгами мы возвращались домой. Между нами и сквозь нас протекало время июля. Токи нежности и свежести пронизывали время нашей дороги, намагничивая наши тела шелковистой дрожью. Время дорожной пыли беззвучно теплело псом сна. Время придорожных трав перевернуто вниз небом, и с нами вместе идет кто-то ещё и это были мы, и мы шли с собою вместе, когда звезды оказались вокруг нас и везде, как частицы тумана.
Капли света бесчисленно входили в наши тела и парили внутри нас, как ослепительные поденки в столбе света под фонарем, и они пролетали в нас, как пушинки в пустоте меж холмов. Искорки звезд проникали в нашу кровь, как электрические пузырьки, и темно-золотой, стекающий с пустоты свет и янтарный матовый свет тех, кто был с нами, словно светильник за плечами освещал нам дорогу, и мы шли дальше, и наши тела повлекло друг к другу, и дальше мы шли обнявшись, и пальцы мои под одеждой скользят по твоему животу, и дальше наши тела исчезают и мы идем, как гроздья созвездий, и пахнет ночной рекой, и дальше пахнет разлукой, потому что нам с тобой по тринадцать лет той дальней ночью, время которой проросло сейчас и живет за звездами.»
Часть III. СНЫ СУДЬБЫ И ФОРМЫ СУДЬБЫ. ПУТИ УДАЧИ
То трудно определимое, что именуется судьбой, видимо, и есть основное действо каждой жизни. Это действо не сводится и не обобщается просто в тот или иной сюжет. Ибо бытийная ценность любой судьбы определяется не столько сюжетом, сколько силой, заключенной в неподдельном личном риске, придающем умонепостижимый смысл и цену каждому человеческому и другому живому существованию.
Те силы и твари, которыми грандиозно дышит грозовое время перемены судьбы, поворота её хода, пугают наше тело и жизнь своей, как нам кажется, несоразмерностью с доморощенностью нашего существования. То, что пугается в нас и боится в эти времена, оглушает полноту нашего восприятия и заглушает нашу способность различать действительно дурные предчувствия разрушений живого и необходимого от редкостных и невероятных движений к расцвету уникально высоких возможностей нашей судьбы. Невероятно трудно представить а тем более практичным образом понять, к примеру, соотношение генетического (видового), запрограмированного в генах при выведении породы волей человека, внесенного хозяином в процессе воспитания и собственно индивидуального в действиях, составляющих судьбу ньюфаундленда. Ещё труднее предположить понимание преломления всех этих мотиваций в конкретной жизни Арса.