В десять часов вечера, когда я грелся у камина, зазвонил телефон. В трубке послышался голос Фэй. Она звонила из мотеля.
– Я приезжала днем, но тебя не было, – сказала она. – Где ты шлялся?
– Да так…
– Ты собираешься использовать деньги, оставленные тебе на психиатрическую помощь?
– Я еще не думал об этом.
– Возможно, тебе стоит повидаться с доктором Эндрюсом. Он согласился провести с тобой сеанс психоанализа. Знаешь, почему ты не хочешь продавать свою часть дома? Я поговорила с ним, и он сказал, что ты идентифицируешь себя с Чарли и хочешь отомстить за его смерть. Ты считаешь нас ответственными за его самоубийство. Вот почему ты не желаешь продавать мне свою долю. Бог мой! Подумай о детях. Они жили в этом доме с тех пор, как он был построен. Мы построили его для них, а не для себя. Мой чокнутый покойный муж оставил мне завод, который ничего не стоит. Я едва свожу концы с концами. Мне нужен этот дом! Я никому его не отдам! Могу поспорить с тобой на доллар, что ты его никогда не получишь. И у тебя нет денег на оплату счетов. Неужели ты не понимаешь? Попробуй оплатить хотя бы счет за воду. Это всего лишь полсотни долларов.
Я промолчал.
– Думаю, нам нужно встретиться и обсудить наши дела, – продолжала Фэй. – Мы подъедем через пятнадцать минут.
Я собирался сказать ей, что ужасно устал и вот-вот пойду спать, однако в телефоне зазвучали короткие гудки. Она положила трубку. Ей даже в голову не пришло спросить, хочу ли я обсуждать с ней какие-то вопросы. Она всегда была такой. Ничто не могло изменить ее решений.
Впав в еще большую депрессию, я сидел и ждал, когда они приедут. В каком-то смысле Фэй была права. Дом принадлежал детям Чарли, и поскольку сестра не желала жить вместе со мной, девочки тоже не могли вернуться сюда, пока я оставался в особняке. Фэй считала его своим, и это в некоторой степени соответствовало истине. Он не был ее домом в том смысле, который она вкладывала в свои слова. Однако особняк принадлежал ей больше, чем кому-либо другому. Фактически этим домом владел Чарли, и он поделил его между мной и сестрой, желая, чтобы мы жили одной семьей. Чарли полагал, что раз мы с Фэй брат и сестра, то могли бы ужиться друг с другом. Что он думал о Энтайле, я не знаю. Возможно, Чарли не знал, что Гвен бросила Ната и их брак распался. Наверное, он надеялся, что отношения между Фэй и Натаном окажутся временной прихотью. Кстати, так думал не только он. Никто из местных жителей не верил, что их интрижка продлится долго. Если бы Чарли не застрелился, а простил бы Фэй, то ее связь с Энтайлом тут же бы оборвалась. Конечно, жаль, что он не подумал о таком варианте. Одно его возвращение домой положило бы конец коварной измене, по крайней мере, помешало бы их встречам и физической близости. С другой стороны, они могли бы придумать какие-то новые хитрости. Как бы там ни было, Чарли поступил по-своему. Он хотел наказать ее за проступок. И здесь я с ним вполне согласен. Она заслужила сурового возмездия. Но в конечном счете Фэй перехитрила мужа и заставила его покончить с собой. Он составил хорошее завещание и почти лишил ее состояния, однако у нее по-прежнему была жизнь, дети и половина дома. Плюс машина и молодой любовник. А от Чарли осталось только постоянное присутствие, которое я остро ощущал в доме уже вторые сутки.