— Капитан, вы там не дрыхнете ли? — долетел с кормы звонкий голосок Ольги.
— Капитан дрыхнуть не может, — откликнулся Мазур с достоинством. — Капитан всегда бдит…
Он перекатился на метр левее, лег на живот, упер локти в палубу, а подбородок — в стиснутые кулаки. Экипаж плота, состоявший из одного-единственного человека, вел себя безукоризненно — молодая жена старательно пошевеливала рулевым веслом (второе было поднято и закреплено), немного, конечно, сбившись с курса, уклонившись к правому берегу, но для речной морячки со стажем ровным счетом пять дней и это было неплохим достижением, достойным именного кортика. Что ни говори, а это чревато — жениться на женщине двадцатью годами моложе тебя, — однако Мазур, чуточку суеверный, как и всякий морской человек, свято верил в два козыря: в теорию относительности и в наследственность. Согласно первой, среди молодых жен просто-таки обязана отыскаться верная и правильная спутница жизни разменявшего пятый десяток «морского дьявола». Согласно второй, все Мазуры мужского рода оставались орлами и на подступах к семидесяти. Взять хотя бы незабвенного дедушкиного брата — каперанг Владимир Казимирович Мазур, будучи пятидесяти шести лет от роду, увел юную красавицу-жену у кичливого остзейского барончика (прострелив вдобавок тому руку на дуэли), пользуясь знакомством с одним из великих князей, относительно легко помог своей Джульетте развестись и перейти в православие, обвенчавшись честь по чести, наплодил четырех детей, прежде чем уйти на дно с подорвавшимся на германской мине эсминцем «Свирепый»… Другие Мазуры отличались столь же темпераментной любовью к жизни во всем ее многообразии — правда, и воздух, которым они дышали, был почище, и еда здоровее, и радиации вокруг витало не в пример меньше… Но все равно, нужно надеяться. А если вернуться к теории вероятности — перед тем, как сдаться на милость Дворца бракосочетаний, Мазур жил с Ольгой два года и считал, что узнать успел.
И было в этом что-то невыразимо приятное — два года спустя желать свою, только свою женщину столь же бешено, до сладкого головокружения, как и в первый день. На душе царил столь блаженный покой, что Мазур даже испугался чуточку. Лишь воспоминание об операции «Меч-рыба» помогло ему не воспарить над плотом. Он все так же лежал, подпирая кулаками подбородок, бездумно глядя на Ольгу. Ольга стояла на коленях, старательно ворочая румпель (как же на судне без румпеля? Только румпель, и никак иначе…), вполоборота к нему, и от напряженных движений, в которые приходилось вкладывать всю силу, ее грудь столь соблазнительно круглилась под тесной тельняшкой, что Мазуру захотелось немедленно подогнать плот к берегу и поставить на якорь. Героическим усилием воли он сдержался и отрывать экипаж от вахты не стал. Однако Ольга, углядев, должно быть, краем глаза, что с ним творится, с любопытством спросила: