Охота на пиранью (Бушков) - страница 343

— Да, — сказал Мазур. — Похоже.

— Значит, ты посложнее, чем я думал?

— Значит, — сказал Мазур.

— Мои поздравления. — Глаза у Прохора стали прежними, налитыми легоньким безумием, темной водицей. — Как себя чувствует ваша очаровательная супруга?

— Ее убили, — глухо сказал Мазур.

— Ибрагим?

Мазур кивнул. Горло у него перехватило, слова не шли.

— Значит, Ибрагишка все рассчитал точно… почти. Ну, а в том, что лопухнулся, я так понимаю, не особенно и виноват… Кто же ты все-таки такой?

— Какая разница?

— Ну, интересно же…

— Скоро узнаешь, — сказал Мазур вяло. — Там уже много народу скопилось, порасспросишь…

Все шло наперекос. Не было триумфа, хоть ты тресни. Голый человек на полу с испачканным кровью подбородком, темная водица безумия в шалых глазах, депрессия достижения. Финал. Самая короткая операция в жизни Мазура, самый удачный штурм, блицкриг. И мерзкое ощущение тупика.

— Да, может, я не туда попаду, — сказал Прохор словно бы даже с некоторой одухотворенностью. — Потешил бы уж любопытство?

— Ты, сука, чего-то недопонимаешь? — сквозь зубы спросил Мазур. — Не осознал еще?

— А что тут непонятного? Убивать будешь. Здесь или где? Можно, я штаны надену? Страмовато как-то с голым задом сидеть, кто тебя знает, вдруг у тебя гомосексуальные тенденции…

Мазур бросил ему штаны, предварительно убедившись, что все карманы пусты, швырнул следом рубашку — все равно пришлось бы одевать, не тащить же голого по лесу, и без того сюрреализм высшей пробы получается…

Включил рацию, поправив на голове тоненький обруч, спросил негромко:

— Что там?

— Тишина, — ответил Голем. — На соседней усадьбе окошко загорелось, сейчас опять погасло. Я их внутрь затащил, один еще шевелится. Зачистить?

— Как хочешь. Машину подгони. Конец.

— Понял, конец.

«Болевая точка, — вертелось у него в голове. — У каждого есть болевая точка, но тут вам не рукопашная с четко нарисованными пособиями, искать придется самому…»

Прохор без лишней суетливости натянул одежду, сел в ближайшее кресло — лицо по-прежнему отрешенное, временами губы кривит непонятная усмешка. Попросил:

— Сигаретку брось.

Вместо этого Мазур приставил глушитель к затылку все еще лежавшей без чувств блондинки.

— Не ломай мои игрушки, — поморщился Прохор.

Пистолет чуть дернулся, издав треск, словно сломалась сухая ветка. В душе у Мазура ровным счетом ничего не произошло. Потянуло вязким запашком пороховой гари, а Прохор сидел все так же небрежно, даже закинув ногу на ногу, — и где-то в глубине сознания, Мазур чувствовал, что стала подниматься липкая слабость, способная вскорости захлестнуть…