Красное золото (Олейниченко) - страница 19

Во время учебы в институте я первое время занимался историей Северной Америки, точнее — историей гражданской войны между Севером и Югом. Тема — интереснейшая, а у нас о тех событиях никто ничегошеньки не знает, а если и знает, то исключительно по «Унесенным ветром». Книга замечательная, спору нет. Маргарет Митчелл — спасибо от лица человечества. Только пишет она в основном о судьбах отдельных людей, события же идут не более чем фоном, когда — занимательным, когда — трагичным, но именно — фоном. А между тем эти события и сами по себе достойны отдельного пристальнейшего беспристрастного изучения. Вот этим-то я и пытался заниматься два первых года обучения в институте.

А потом понял, что тему мне придется, к величайшему моему сожалению, поменять, ибо нельзя работать серьезно, не имея возможности пользоваться историческими источниками. А откуда, скажите на милость, в нашем городе могут взяться документы о дипломатических проблемах и военных действиях, приключившихся мало того, что почти сто сорок лет назад, так еще и на другой стороне планеты? А если бы и нашлись — так я английский знаю только в пределах ненормативной лексики из голливудских боевиков. Конечно, и генерал Ли, и генерал Шерманн могли теми же словечками пользоваться, и даже наверняка пользовались — под Геттисбергом, например. Но изучать-то приходится не устные сообщения, ибо диктофонов тогда и в помине не было. А всевозможные донесения они, надо полагать, писали вполне литературно, то есть — для меня совершенно не читабельно…

В общем, пришлось мне с одной гражданской войны в срочном порядке переквалифицироваться на другую — на нашу родимую, благо общие принципы возникновения и течения сих войн во многом сходны, да и проходила последняя аккурат в наших краях. И документов тех времен в городском архиве было видимо-невидимо. Разумеется, всю войну, с восемнадцатого по двадцать второй год, я рассматривать не мог, да и не почитал необходимым, честно говоря, ибо какой же я тогда историк? Хороший ученый берет лишь какой-то один аспект проблемы, но зато уж его-то изучает и разрабатывает досконально, вдоль и поперек, как старатель — богатую золотую жилу, с поднятием на свет божий всех подводных камней и развенчиванием старых мифов, коими любое достойное внимания историческое событие обрастает, как сырой пенек — мхом.

Да вот хоть, к примеру, та же самая приведшая к социалистической революции октябрьская заварушка в Петрограде… Выпили, понимаешь, дезертиры лишнего, хотели добавить — ан негде, сухой закон кругом, винные погреба закрыты-опечатаны и дородные усатые милиционеры из бывших городовых у тех запертых дверей маячат, не дают солдатам-матросам от фронтовых горестей забыться. Спасибо, нашелся добрый барин, из себя — невелик ростом, лысоват, и глаза такие добрые-добрые… Надоумил, что делать: «А идите-ка вы, — говорит так интеллигентно, — това`ищи в Зимний. Там у минист`ов-капиталистов все пог`еба от водочки ломятся, сальце, опять же, архип`иятное имеется, у т`удового на`ода подло отнятое, ну и д`угое-всякое. Так что, впе`ед, това`ищи, впе`ед! Как гово`ится — смело, това`ищи, с богом! А мы тут с Фе`иксом быст`енько базис под эт-дело подсунем и вам с б`оневичка все как есть обскажем…». В общем, самый человечный человек на тот момент оказался. Послушались мужики умного барина, да и пошли в Зимний, а заодно, чтобы два раза не бегать, почту и телеграф захватили, там у инженеров тоже было немного для технических надобностей… На улице — холод собачий, темень, а у Зимнего дворца — штабеля дров, у трудового народа, стало быть, украденных, и яркий свет из окошек льется — это, по всему видать, министры-капиталисты жируют. И видно при этом ярком свете, что дрова какие-то чудные бабы в галифе и с берданками сторожат, говорят: «Ударный батальон!». Ну, дезертиры — ребята не промах, ударниц тут же ударно и употребили по прямому назначению, а потом через дрова перелезли и во дворец вломились. Порезвились, знамо дело, в хоромах царских, как без этого… Да и то сказать — сколько лет эксплуататоры поганые кровушку народную пили. Душегубы! В общем, пообломали руки-ноги голым мраморным теткам (срамотища-то какая, прости господи!), нагадили на наборный паркет, пристрелили на спор парочку каких-то юнцов в погонах, а тут вдруг баре в пенсне откуда ни возьмись, «не трогайте Венеру!», говорят, «не плюйте на пол!», еще чего-то… Ну, их в кутузку и упрятали, пока до греха не довели. А тут «Аврора» из носового бабахнула — это оставшаяся на крейсере братва напомнила, чтобы и про них, значит, не забыли, в смысле водочки и сальца… Наутро, как проспались солдаты-матросы-дезертиры в своих казармах да флотских экипажах, как вспомнили вчерашнее — стыдно стало, сил нет. А делать нечего — эти, в пенсне, уже в СИЗО на шконках парятся. И отпустить нельзя — опять ведь жировать станут. Вчера надо б было их пристрелить, да русские люди в угаре — добрые, ежели подраться неохота. А нынче уж и рука на старых трясунов не подымется… Ильич в Смольный прибежал, остатки волос растрепаны, сам в растерянности — кто ж думал, что вчерашняя солдатская пьянка так закончится? «Стыдно-то как, това`ищи, о том ли мы в Шу-Шу мечтали… Надюша, пове`ишь ли — пошутить ведь хотел над вшами окопными, а оно вон как вышло»… Кругом кутерьма, бежит матрос, бежит солдат, стреляет на ходу, пихается некультурно, какой-то с бородой про кипяток спрашивает, будто он, Ильич, при бойлерной сторожем служит… В общем, пошло тут по Расее триумфальное шествие Советской власти: городовому — в морду, замок с винного склада — долой, сплошное вокруг равенство, братство и, возможно, даже свобода. Понятное дело, по пьяни постреляли каких-то трезвенников… А чтобы не стыдно было смотреть в вопрошающие глаза потомков, своя братва из сидевших при Николашке козлобородых интеллигентов с верхним образованием сочинила байку про штурм Эрмитажа, перед которым взятие Карфагена римлянами или захват Константинополя крестоносцами кажутся детской возней в песочнице…