Но лучше уж лишний раз перестраховаться, чем позировать потом рваными ранами перед милицейским фотографом, а потому я исправно вошел в роль и, направляясь на полусогнутых в сторону своего дома, наигранно икая, нарочито громко начал вещать Мишане про некую сволочь-Верку (прости меня, Верочка, просто другого имени так сразу не всплыло), которая «как бабки тратить, тут как тут, а как до дела, так сразу «Ой! Я сегодня этого как бы не могу!»», и так далее, и тому подобное.
Продолжая в два голоса материть ни в чем не повинную мифическую Верку, мы и ввалились в подъезд, никого по пути не повстречав и ничего опасного не заметив. Что, конечно, вовсе не означало, что ничего опасного и в самом деле не было… За спиной, скрипнув ржавой пружиной, с громом пушечного выстрела захлопнулась дверь. Мы постояли, прислушиваясь. Тишина. Только слышно, как орет за дверью одной из квартир первого этажа проснувшийся (надеюсь, не от наших воплей) младенец. Ну, это нормально, это он так всегда…
Продолжая играть свои роли, мы поднялись на второй этаж. Третья квартира на этаже — моя. Так, замок вроде цел, ни вмятин, ни царапин, следов взлома не видать… Я резко толкнул дверь рукой — закрыто. Успокоившись, достал из кармана ключи и поочередно, как делал тысячи раз до этого, открыл оба замка. Дверь тихонько взвизгнула несмазанными петлями — знакомо-привычный, ассоциировавшийся с домашним уютом звук — и открылась, на пол прихожей упал прямоугольник света от лестничной лампочки и моя тень посреди этого прямоугольника.
Все было нормально: никто не прыгал на меня из темноты с ножом, никто не прыгал без ножа, никто не орал дурным голосом: «Руки вверх!» или что там положено кричать в таких случаях… Двери, ведущие в комнаты, прикрыты, я всегда так делаю по укоренившейся с детства уж не знаю откуда взявшейся привычке. Несколько пар зимней обуви лежало на полу у порога («Права мама, все-таки, безалаберный я человек» — возникла вдруг в голове совершенно несвоевременная мысль). Короче говоря, все было как всегда.
Я вошел. Миша бочком втиснулся вслед за мной и прикрыл дверь. Привычным жестом, не глядя, я ткнул в выключатель — лампочка послушно вспыхнула, на сердце как-то сразу стало спокойнее и отпустил холодок в желудке… Что это ты, в самом деле, нервничаешь, как гимназистка перед первым свиданием: поцелует, не поцелует, и если «да», то как себя вести? Пощечину дать — жалко, вдруг еще сбежит; а если «нет», то почему «нет», неужто не нравлюсь… Внутренний голос глумился над моими страхами. И действительно — это же мой дом, милый дом, тот самый, который is my castle, как говорят англичане… Совсем успокоившись, я открыл дверь в спальню, служившую мне заодно и кабинетом, и включил свет. Миша, продолжая держать в руках полупустую открытую бутылку самопальной отравы, вошел следом и длинно присвистнул.