– Я точно нет, – сказала Таня. – Я увидела все, что мне нужно.
– А я поеду. Жаль ребяток, горсточку земли хоть брошу. Вы меня дождетесь?
– Да, – сказал я. – Мы же договорились.
Старик с облегчением кивнул и побрел к одному из автобусов. Я обернулся к углу дома. Страшный человек в одной черной перчатке исчез.
Константин Самохвалов, разумеется, на кладбище не поехал, хотя при желании мог бы забраться на какое-нибудь свободное место в одном из десятка автобусов, пригнанных муниципалитетом. Костя не был знаком с погибшими и не считал нужным оказывать им почести. После прощания он сунул руки в карманы своих, как всегда, безупречно отутюженных брюк и побрел прочь. Обогнул дом, прошел мимо ряда гаражей. Где-то на середине пути огляделся воровато, нырнул в один из узких проемов между бетонных боксов. Там он расстегнул брюки и с нескрываемым удовольствием помочился. Он понимал, что его можно увидеть из любого окна (и наверняка кто-то видел и узнал даже со спины), но в этом было какое-то новое для него чувство. Ему стало нравиться хулиганить. Впрочем, нет, ему стало нравиться делать гадости.
Застегнув брюки, он вышел обратно на дорожку, пригладил волосы и так же беззаботно направился дальше – к следующему по Тополиной улице дому.
В гробу он видал эти похороны и эту шумиху, связанную с гибелью молодых людей, которые большинству присутствующих не были ни братьями-сестрами, ни друзьями, ни даже соседями. Вероятнее всего, эти Ромео и Джульетта местного разлива получили заслуженную кару. Нельзя быть безудержно счастливыми, когда вокруг так много несправедливости. Нельзя радоваться жизни, не привнеся в эту жизнь ничего нового, то есть нельзя брать, не заплатив. Нельзя, нельзя, нельзя… Они ничего не привнесли, ничего не оставили, вот их и прибрали.
– Нельзя, – пробубнил он вслух.
На углу он снова остановился. На этот раз – по более уважительной причине. Сверху прямо на него полетел какой-то предмет. Константин едва успел заметить и очень вовремя остановился – всего в метре от того места, где он стоял, на асфальт плюхнулся использованный презерватив. Более того, перевязанный узлом и с содержимым внутри.
Константин побагровел. Руки в карманах стали сжиматься в кулаки…
Вот ведь как… ни раньше, ни позже, вот именно сегодня, в этот самый временной промежуток, в эту самую гребаную секунду – и не прямо в голову, а чуть-чуть впереди, чтобы разглядел во всех подробностях – надо было бросить ему эту мерзкую штуку!
Он поднял голову. В самое последнее мгновение засек «бомбометателя» – парень на четвертом этаже закрыл створки застекленного балкона и исчез в глубине квартиры.