Когда она покинула в конце концов кафельно-сантехнический рай, кроме Юры, ее поджидал еще один парень. Размерами тела, волосяным покровом и строением челюсти он напоминал кинг-конга.
- Хорошенькая, - кивнул он другу, рассматривая вмиг похолодевшую Олесю с пристальным интересом вивисектора. - А что ж ты оделась? Все равно ведь опять снимать.
Незнакомец, невесть откуда взявшийся, двинулся в сторону девушки. Олеся испуганно моргала, сопела, пятилась, пока не уперлась спиной в стену. Юноша деловито и по-хозяйски расстегнул на ней шорты, отодвигая Олесины руки мохнатыми лапищами. Олеся изворачивалась, пиналась, царапалась. Но подавить сопротивление красотки не составляло для кинг-конга никакого труда. Шорты в одно мгновение улетели куда-то за диван. Настал черед прозрачной блузки. Юра наблюдал за действиями друга с гадкой ухмылкой.
Глава 32
Плюшевые зайцы и медведи смотрели на Валерия Александровича сочувственно и с унынием. Но разве они могли осознать глубину его горя!
Комната Олеси осталась нетронутой с тех пор, когда несколько лет назад маленькая птичка выпорхнула из родительского гнезда. В стенном шкафу висели ее старые платья и свитера. Пианино отзывалось на громкие звуки гортанным эхом. Расплывчатый акварельный рисунок с преобладанием лимонно-желтых и медных тонов изображал осенний Париж. В ящиках письменного стола лежали школьные дневники со множеством красных пятерок и присутствовала коллекция любовных записок - Дима Павлов объяснял десятикласснице Олесе, насколько она неповторима, необыкновенна, прекрасна.
Теперь Суворин проводил в дочкиной спальне все свободное время.
Небритый и расхристанный Шведов появился часов в одиннадцать. Невооруженным глазом было видно, как ему плохо. Убитый горем Суворин, возраст которого в полтора раза превышал возраст Игоря, и тот выглядел не так жалко и растерзанно.
- Что-то ты, брат, совсем, - заметил Валерий Александрович. - Надо все-таки держать себя в руках. Больше не звонили?
Игорь тоскливо покачал головой, обнял голубого крокодила и обессиленно свалился на кружевную Олесину кровать. Но стадия неподвижности длилась у Шведова ровно секунду. Он шумно задышал, запыхтел и оторвал от покрывала измученное лицо:
- Олеськой пахнет.
- Да, - вздохнул Суворин. - Ее духи. Никитишна еще жива?
- Рыдает.
- Она хоть может порыдать. А нам что делать?
- Выпить.
- Опять корвалолу?
- Водки.
Игорь спрыгнул с постели, пристроил голубого крокодила в углу и ушел на кухню.
- Давайте напьемся, Валерий Александрович, - сказал он, разливая водку. Стопки он выбрал не самые маленькие и бутылку тоже - литровую. - Все же разрядка.