Коул кивнул:
– Хорошо. Почему ты не съела его перед тем, как поехать сюда?
– Я неважно себя чувствовала утром. Послушай, я опаздываю на работу. Мне правда надо ехать.
– Ты никуда не поедешь, пока не съешь свой батончик. Я должен знать, что ты не потеряешь сознание по дороге.
Эрин, закатив глаза, развернула обертку и демонстративно откусила немного мюсли. Он смотрел, как она жует, понимая, что доставляет ей дискомфорт, но не в силах ничего с собой поделать.
– Ты выглядишь усталой. Ты уверена, что высыпаешься?
Эрин подавилась и закашлялась.
– Это что, допрос с пристрастием? – спросила она, откашлявшись.
Коул и бровью не повел. Он видел, что с ней что-то не так, и это его беспокоило. На него не похоже? Верно. Зачем ему проблемы? Ответ однозначен: проблемы ему не нужны. Не хватало, чтобы еще одна женщина чувствовала себя брошенной по его милости, как это произошло с Викторией, женой Винсента Марони. Коул зябко поежился при мысли о Виктории, от которой не знал как отвязаться.
Не желая вспоминать ее, Коул сосредоточился на той женщине, что видел перед собой. Между тем Эрин доела батончик, после чего достала из сумки бутылку с водой и запила сухие мюсли.
– Ну вот, теперь я чувствую себя лучше, – объявила она.
Коул лучше себя не чувствовал, да и ей он не верил, но это ничего не меняло.
– Хорошо. Вести сможешь?
– Да, спасибо, – кивнув, сказала она и посмотрела ему в глаза с неожиданной пристальностью, словно пыталась разглядеть в нем нечто, скрытое от других.
Пусть пытается. Ничего ценного она все равно не обнаружит.
– Ладно. Пока. Береги себя, – сказал он и похлопал ладонью по крыше машины.
– И тебе того же. – Эрин не торопилась отъезжать. – Знаешь, Коул, не обращай внимания на отца. Он просто нервничает из-за руки.
– Нет. Просто он Джед. Каким был, таким остался. Он никогда не был обо мне высокого мнения и никогда не считал нужным скрывать свое ко мне отношение. – Коулу захотелось прикусить язык, но было поздно: он сказал то, что сказал. Ему совсем не хотелось вызывать у нее жалость.
Но в ее прищуренных глазах он увидел гнев, а не сочувствие.
– Тогда он не прав.
Эрин не защищала Джеда, она была на его, Коула, стороне.
И тогда он почувствовал, как тепло наполняет грудь, и в тот же миг безжалостно подавил те чистые, светлые чувства, которые испытывал крайне редко и совсем не привык выражать. Он не нуждался в том, чтобы она принимала его сторону, точно так же, как не нуждался в ее симпатии. Он не мог дать ей ровным счетом ничего, мог лишь погубить репутацию этой правильной, чистой девушки. Да что там репутацию, он мог погубить ее жизнь.