— Света, не надо! Отдай!
Дашу пугают ее расширенные пустые глаза. И вдруг в глазах — что-то осмысленное. Света поднимает халат с пола, рассматривает, мучительно хмурясь, изо все сил стараясь вспомнить нечто неясное, ускользающее, с этим халатом связанное. И вспоминает — медленно, потрясенно.
— Он отсыпался, а я разбирала его чемодан. И там внизу, под всеми вещами, — сумка, у нас тогда югославских не было… Я спросила потом, а он сказал, что это так, передать кому-то… Даша, что это? Это было же год назад! Даша, какая я идиотка!
Света рушится на диван, рыдает, затыкая себе рот подушкой, колотит по постели сжатыми кулаками, мотает головой от нестерпимого унижения. Даша бежит в кухню, пузырек с валерианкой закручен намертво, она подставляет горлышко под струю горячей воды. Руки дрожат, капли считать невозможно. Даша бухает чуть ли не полфлакона, бежит назад, к Свете.
— Светик, милый, выпей, нельзя же так!
Света отталкивает Дашину руку, вода плещется на пол.
— Пей! Пей, говорю!
Запрокинув Светину голову, Даша заставляет ее выпить остатки.
— Ложись, я сделаю кофе.
— Даша, не уходи, — цепляется за нее Света.
— Я только кофе…
— Не уходи…
— Ребят будить?
— Что? Ах да, буди, только сюда, слышишь, сюда не пускай! Там, в холодильнике, эти, ну как их… ну эти…
— Найду.
— Холодно, Даша.
— Сейчас заварю чай, согреешься. Лучше чай, правда?
Даша закрывает форточку, поднимает с пола теплое одеяло, укутывает в него Свету. Потом идет в соседнюю комнату, будит ребят, кипятит воду, варит сосиски.
— К маме нельзя, она заболела.
— А отец?
— Ушел на работу.
— Так рано? — Дима смотрит Даше прямо в глаза.
— Так рано.
Наконец-то спровадила!
— Света, вот чай, пей, с малиной.
Свету всю колотит, трясет.
— Я позвоню к тебе в школу, да? — спохватывается Даша.
— Да, позвони. А ты?
— У меня две лекции, потом приеду, ты пока поспи — хорошо?
Света держит Дашину руку, что-то бормочет, ее глаза закрыты: действует валерианка. Даша склоняется над ней, пытаясь разобрать слова.
— Позвонил в первом часу — я уж не знала, что подумать, — сказал, не придет, больше не может, перед всеми, кругом виноват… Семнадцать лет, Даша, семнадцать… Все ему, все для него — «тише, папа работает», — а я как кухарка, как нянька, им всем… Все бросила, всем для него пожертвовала…
— Светик, мы все обсудим, что-нибудь придумаем. Спи, я скоро вернусь, слышишь?
Страшно оставлять Свету, но лекции на двух потоках. А кроме Даши, у Светы и нет никого. Был еще Женя… Даша задергивает шторы, гасит свет, осторожно прикрывает дверь — Света, кажется, засыпает, — так же осторожно закрывает дверь входную. Морозный воздух, люди, теплое, набитое битком метро, лекция впереди… Это стыдно, что Даша чувствует облегчение? Для нее Светин ад позади. Вот только сон, мчащийся к морю поезд… Если бы не ворвался в него Женин звонок, она не знала бы, что по ночам видит Вадима, чувствует теплые волосы под своею рукой, не знала бы, что для нее это все еще счастье.