Обняв его и обливаясь слезами, я воротился домой до крайности опечаленный: я получил хороший урок светского обхождения. Об этом деле никто никогда не узнает. Неделю спустя мы вместе ужинали у Камиллы.
…Этот ловкий красивый малый справляется со всеми придворными искусствами и физическими упражнениями – танцами фехтованием верховой ездой игрой в карты блистательно, не хуже любого знатного кавалера…
Стефан Цвейг. «Три певца своей жизни. Казанова»
В те дни получил я двенадцать тысяч франков от аббата де Лавиля, награду за поручение, исполненное мною в Дюнкерке. Камилла сказала, что де Ла Тура поразил ишиас и он не встает с постели и что, если я не против, мы можем завтра утром проведать его. Я согласился, мы пришли, и после завтрака я с самым серьезным видом объявил, что, если он доверится мне, я его вылечу, ибо причина его болей – не то, что называют ишиасом, но влажный дух, который я изгоню печатью Соломона и пятью словами. Он расхохотался, но сказал, что я могу делать все что мне заблагорассудится.
– Тогда я пойду куплю кисточку, – сказал я ему.
– Я пошлю слугу.
– Нет, я должен быть уверен, что купили, не торгуясь, а потом, мне надобны еще кое-какие снадобья.
Я принес селитры, серного цвета, ртути, кисточку и сказал графу, что требуется малая толика его мочи – совсем свежей. Они с Камиллой рассмеялись, но я с серьезным видом протянул ему сосуд; задернул шторы, и он исполнил мою просьбу. Сделав раствор, я сказал Камилле, что она должна растирать бедро графу, покуда я буду произносить заклинание, но если она рассмеется, все пропало. Добрых четверть часа они смеялись без умолку, но наконец, взяв пример с меня, успокоились. Де Ла Тур подставил бедро Камилле, и та, воображая, что играет роль в комедии, принялась усиленно растирать больного, я же тем временем вполголоса бормотал слова, кои они не могли понять по той причине, что я и сам не знал, что произношу. Я чуть было не испортил дело, заметив, какие гримасы корчит Камилла, чтобы не рассмеяться. Смешнее не придумать.
Наконец я сказал, что можно прекратить, окунул кисточку в раствор и одним движением начертал на бедре графа такую пятиконечную звезду, знак Соломона. Потом, обмотав ему бедро тремя полотенцами, я обещал, что он выздоровеет, если сутки пробудет в постели, не снимая повязки. Они больше не смеялись, на лицах их была озадаченность. Я был тем доволен.
Магом и каббалистом Казанова слыл всю свою жизнь.
П. П. Муратов. «Образы Италии»
После сего фарса, сочиненного и сыгранного мною без всякого умысла и преднамеренности, мы с Камиллой сели в фиакр, и по пути я рассказывал ей сотни небылиц, кои она слушала со всей серьезностью, и, когда мы расставались, на лице ее было немалое удивление.