В результате все оборачивается довольно сдержанным посланием:
Любовь моя!
Со мной все в порядке, надеюсь, ты тоже жива и здорова и малыш чувствует себя хорошо. Скоро, очень скоро все наши беды закончатся и мы снова будем вместе и никогда больше не расстанемся, обещаю тебе. Люди, которые передадут тебе эту записку, — мои друзья, они помогут нам встретиться в самое ближайшее время. Положись на них так, как полагаюсь сейчас я. Они сообщат, что нужно сделать, чтобы осуществилась наша мечта о встрече и чтобы вы были в безопасности. Крепко обнимаю тебя и целую, да сохранит вас Господь.
Твой любящий муж Нанни
На всякий случай Нанни сунул записку в конверт, написал на нем адрес и аккуратно заклеил. Но еще несколько часов проносил его в нагрудном кармане, оттягивая момент передачи. А когда этот момент все же наступил, лейтенант вдруг почувствовал, что совершил что-то непоправимое.
Как будто он предал Викторию и малыша.
Бросил в пасть врагу, гораздо более страшному, чем англичане или американцы. Еще секунду назад все можно было изменить, отыграть назад, отказаться от сомнительных услуг Селесты. А теперь он стоит рядом с Даниэлем — кукольной головой и беспомощно наблюдает, как конверт исчезает в заднем кармане его брюк.
Не слишком почетное место, мышеловка захлопнулась.
Кажется, Даниэль почувствовал настроение командира, оттого и спросил:
— Вы как будто расстроены?
— Не то чтобы…
— Волнуетесь, не попадет ли письмо в неправильные руки?
— Просто волнуюсь, — ушел от прямого ответа Нанни.
— Не переживайте, Нанни, — впервые за время знакомства рядовой позволил себе назвать лейтенанта по имени. — Все будет хорошо.
— Хотелось бы верить. А когда Виктория сможет прибыть сюда?
— Думаю, через неделю… Максимум через десять дней вы уже сможете обнять ее. Мои друзья частенько проворачивали такие дела. Эээ… занимались переправкой людей в безопасные места, вот что я хотел сказать. Все устроится в наилучшем виде.
— Вы обещаете мне, Даниэль?
— Конечно, — Селеста раздул ноздри и ударил себя кулаком в грудь. — Клянусь, с вашей жены ни один волосок не упадет.
— Не обмани меня, Селеста.
— И в мыслях не было, командир. Неделя пройдет быстро, вот увидите…
Сказав это, Селеста принялся насвистывать мотивчик, которой давно сидит у Нанни в печенках: «Мисс Отис сожалеет». Едва ли не каждое утро начинается с этой дурацкой песни, кто-то из ребят разжился патефоном, вот и заводит его постоянно. Ошибочно полагая, что с ним веселее; что он в состоянии скрасить постылую действительность. Патефон стоит в большом доме ниже по склону — том самом, что служит всему взводу казармой. Кто жил в этом доме до того, как в нем расквартировался взвод, неизвестно. К моменту появления там альпийских стрелков он много лет стоял пустым, но обветшать так и не успел.