— Трусишка, ха-ха-ха! Алекс-трусишка наложил в штанишки!
Слышать про штанишки было обидно, и Алекс сопел, давился злыми слезами и вынашивал планы мести вероломной Кьяре. Хорошо бы подбросить ей в кровать дохлого ужа, или живую лягушку, или богомола (Кьяра терпеть не могла насекомых и визжала даже при виде самых обычных кузнечиков). Но ни богомола, ни ужа с лягушкой под рукой, как правило, не оказывалось, да и сам Алекс довольно скоро приходил в равновесие. И жажда вендетты рассасывалась сама собой — ведь он любил свою сестру, несмотря ни на что. А вот гнетущее состояние неизвестности и подспудного страха, от которого неприятно сосет под ложечкой, оставалось надолго.
Вот и сейчас Алекс испытал нечто сходное, хотя давно вырос и рядом не было Кьяры.
«Алекс-трусишка наложил в штанишки», — мрачно проговорил он про себя и — рассмеялся.
Этот смех неожиданно подхватили внутренности дома, и он вернулся к Алексу многократно усилившимся, но это, как ни странно, успокоило его. Пустой дом ведет себя так, как и положено вести пустому дому: любой звук в нем оборачивается гулким эхом. И ничего сверхъестественного здесь нет, смелее, дурачок!..
Подбодрив себя таким образом, Алекс переступил порог и оказался в большой комнате с полуразрушенным камином. Оттого что мебели здесь не было (за исключением сломанного стула, стоящего посередине), комната выглядела и вовсе огромной.
Здесь, без всякого стеснения, могли бы разместиться… десять человек.
Десять альпийских стрелков.
И еще осталось бы место. Для тех двоих, что пропали без вести, — лейтенанта Нанни Марина и фельдфебеля Барбагелаты. Имена всплыли в памяти Алекса совершенно случайно — всплыли и тут же начали хватать ртом воздух и отфыркиваться. Так и есть — Алекс явственно слышит этот звук:
Уф-ф!
Уфф-ф, уфф-ффф!..
И идет он из дальнего конца комнаты.
Как зачарованный, Алекс побрел на звук и спустя несколько мгновений нашел его источник — старый плакат на стене. Такой старый и потемневший от времени, что изображение на нем почти не просматривалось. Алекс с трудом разглядел контуры короткого меча и надпись на нем — ONORE[5]
Когда-то плакат был цветным, но время, сырость и ветра сделали свое дело — от красок не осталось и следа, кроме разве что бурого треугольника в нижней правой части: а когда-то треугольник был красным. Когда-то, во времена альпийских стрелков, высоко ценивших такое понятие, как «честь». А отяжелевший от влаги кончик плаката и производил звук, хлопая по стене при каждом порыве ветра.
Хотя как раз ветра Алекс и не почувствовал, странно.