* * *
— Наша синьора до сих пор частенько наведывается в монастырь, советуется с матушкой-аббатисой по всякому поводу и, если переживет такое горе, наверняка все завещает обители сестер-картезианок. Помяните мое слово, синьор Микеланджело, так и будет! — экономка утерла набежавшие слезы. — Она уедет доживать свой век в обитель, а нам с муженьком придется под старость лет искать других хозяев.
* * *
Залитый в форму воск медленно остывал, теряя прозрачность — так и человеческий разум порой туманит обилие случайностей. Скульптор слушал расстроенную даму, а его руки легонько постукивали по просохшей гипсовой форме деревянным молоточком, обернутым мягкой тканью, и вот перед ним уже лежал слепок лица, черты которого смерть превратила в совершенство. Воск имеет свойство хранить остатки тепла, на краткий миг Микеланджело примерещилось, что кожа под пальцами живая, губы вот-вот вздрогнут и разомкнутся, тихо прошепчут имя убийцы.
Но суровая синьора Реальность не позволила Филиппе увидать лица своих убийц. Один из них — сильный и ловкий, метнул ему под ноги плащ, чтобы молодой человек потерял равновесие, а потом схватил за щиколотки и удерживал конвульсивно подергивающиеся конечности, пока его подельник все туже затягивал концы удавки. Когда несчастный лишился чувств, его ударили затылком о столешницу, а рядом бросили стремянку в расчете, что преступление примут за несчастный случай.
Ради чего у молодого человека отняли жизнь?
Античное изваяние такой сохранности, как статуя молодого Вакха, — не только предмет любования, но пристойное вложение средств. Мода на старинные предметы, напоминающие о совершенном мире античных богов и героев, повсеместно распространилась в Италии, а теперь разносится по Европе со скоростью морового поветрия, у каждого предмета извлеченного из раскопов есть не только ценностью, но и немалая цена. Страшно подумать, сколько можно выручить за эту скульптуру и сколько вокруг людей, готовых убить за такую сумму, — подумал он и невольно оглянулся.
Тени испуганно разлетелись по углам от такого взгляда!
Старый рынок, всегда многолюдный и оживленный, сегодня напоминал красавца, чью роскошную шевелюру время подпортило проплешинами. Была тому виной чумная зараза или промозглая погода, но торговцев за прилавками осталось мало, покупателей еще меньше. На пяточке, где обычно стоят телеги, только ветер одиноко швырял пыль и кирпичную крошку в груду прелой соломы, забытую у коновязи.
Даже в таверне, где имели обыкновение собираться торгаши и возницы, народу собралось негусто. Синьор Буонарроти занял место в самом дальнем закутке и заказал кувшин вина, подмастерье робко устроился на краешке скамьи рядом с ним. Паренек чувствовал себя неуютно: над головой нависали прокопченные потолочные балки, в стены въелся запах дешевого кислого вина, а глиняные миски были надбитыми и растрескавшимися. Однако со всем этим приходилось мириться, потому что они с мастером заглянули сюда не за тем, чтобы скоротать время.