— Эй, синьор, не приходилось вам знать доктора Бальтасара?
— Мессира Бальтасара? Знавал, не хуже прочих, — расплылся в улыбке горбун.
— Он мне выписал кой-какие рецепты, да теперь сомневаюсь, — Микеланджело состроил глуповатую гримасу и насколько мог подражал говору простонародья, благо что вид у него был действительно потрепанный. — Хороший врач знает, как уберечь себя от заразы, а если он помер, выходит не так он был и хорош.
— Глупость какая! — горбун приблизился к веревочной перегородке, насколько это позволительно, от него исходил тошнотворный запах гноя, разложения и копоти. — Говорю тебе, синьор — ерунда. Мессир был здесь самый наилучший врач! Все другие его слушали и очень огорчились, когда его разбило параличом.
— Разбило параличом?
— Типа того. Отнялись сперва руки, потом ноги. Часа не прошло, как он уже слова не мог сказать, только мычал что-то, да головой тряс. Другой доктор, синьор Паскуале пытался его выходить: кровь пускал два раза, прижигал стопы каленым железным прутом, а микстуры в него вылил целую бутылку. Другому помогло бы! Но мессир был уже в годах, помер. Сердце остановилось. Говорю, народ хилый пошел.
— Ясно. А где же мессира схоронили?
— Здесь, в карантине. У нас есть специальный ров для мертвяков, трупы с карантина выдавать строго воспрещено, синьор…
Их познавательная беседа прервалась с появлением монаха, ветер развивал его черное одеяние, как крыла летучей мыши невиданного размера.
— Хватит трепать языком, Джино! Всю работу переделал? Так я новой подброшу!
— Я что? Ничего. Синьор спросил, я — ответил…
Горбун заковылял прочь, а монах заступил на его место, смерил просителя взглядом холодным и острым, как зимнее солнце.
— Скажите, брат, в карантине работают только уродцы или умалишенные тоже?
— Здесь не богадельня, синьор, — насупился монах. — Это ваш единственный вопрос, надеюсь?
— Нет. Я разыскиваю маэстро Ломбарди…
— Он помогает недужным в городе. Вам лучше уйти синьор, ветер сменил направление, вы можете надышаться чумными миазмами. Ступайте, Бог-помощь.
Скульптор был вынужден удалиться, размышляя о превратностях судьбы. Наверняка, благословение отца Джироламо надежно оградило его от пагубы мора, града и небесного пламени, но записка святого отца к главе карантина помогла бы ему гораздо больше. Почему ему не пришло в голову запастись таковой?
Микеланджело остановился у стены здания, на которой обозначилась делянка солнечного света, подставил ему лицо. Наслаждался теплом, разглядывая таблички окрестных лавок, пока не отыскал среди них нужную — с надписью «Фармацея». Заглянул внутрь и спросил аптекаря, где сегодня ведет прием почтеннейший доктор Паскуале, быстро зашагал в указанном направлении.