«А что я могу сделать? – спрашивал он. – Как еще добраться до магазина?»
Он умер через месяц после того, как ему исполнился сто один год. В отцовском бумажнике по-прежнему лежали водительские права, а на столике рядом с кроватью – разгаданный кроссворд. Он прожил долгую интересную жизнь, и в последнее время я часто о нем думаю. Наверное, это логично, потому что я шел по его стопам. Я держал в уме «Правила жизни», когда открывал магазин по утрам и общался с людьми. Я запоминал имена и давал клиентам больше, чем они ожидали. До нынешнего дня я не выхожу из дому без шляпы, если есть угроза дождя. Как и отец, я пережил сердечный приступ и теперь передвигаюсь с ходунками; но рассудок меня не подводит. Как и отец, я слишком упрям, чтобы отказаться от водительских прав. Впрочем, если хорошенько подумать, здесь я, возможно, был не прав. Иначе я бы не оказался в столь затруднительном положении. Моя машина слетела с дороги в глубокий кювет, капот помялся от столкновения с деревом. Если бы не мое упрямство, я бы теперь не мечтал о появлении спасателей с полным термосом кофе, одеялом и передвижным троном, на котором меня понесут, как фараона. Потому что, насколько я могу судить, это единственный способ выбраться отсюда живым.
Я в беде. За треснутым стеклом продолжает идти снег, застилая все вокруг. Голова в крови, тошнота подкатывает волнами, я почти уверен, что правая рука сломана. Ключица тоже. Плечо ноет, и малейшее движение причиняет страшную боль, я дрожу от холода. Хоть я и в пальто.
Я солгу, если скажу, что мне не страшно. Я не хочу умирать, а благодаря родителям – мама дожила до девяноста шести лет – уже давно понял, что генетически запрограммирован на долгую жизнь. Всего лишь несколько месяцев назад я искренне полагал, что протяну еще как минимум лет пять. Возможно, это будут не лучшие годы – в моем возрасте полного порядка с самочувствием не бывает. Я начал потихоньку рассыпаться на части – отказывают суставы, сердце, почки и прочие части организма, – но недавно добавилось и еще кое-что. Образования в легких, как сказали врачи. Опухоль. Рак. Мне осталось жить месяцы, а не годы… но в любом случае я еще не готов умирать. Только не сегодня. Я кое-что должен сделать – то, что делал регулярно, начиная с 1956 года. Давняя традиция скоро уйдет в прошлое, и я мечтал о возможности с ней попрощаться.
Все-таки странно, о чем человек думает, когда полагает, что смерть неизбежна. Одно я знаю наверняка: хоть мне и осталось недолго, я бы предпочел умереть по-другому, чтобы не было трясущихся рук, ходящих ходуном челюстей и ожидания, когда наконец откажет сердце. В моем возрасте я успел побывать на бесчисленных похоронах – и, будь у меня выбор, я бы предпочел скончаться во сне, дома, в уютной постели. Люди, которые умирают именно так, неплохо выглядят, поэтому, раз уж я чувствую за плечом присутствие Мрачного Жнеца, надо, собрав силы в кулак, перебраться на заднее сиденье. Меньше всего я хочу, чтобы меня нашли закоченевшим сидя, похожим на дурацкую ледяную скульптуру. Да и как они тогда извлекут из машины мой труп? Поскольку я зажат между рулем и сиденьем, это все равно что выносить фортепиано из ванной. Я представляю себе спасателей, которые скалывают лед и дергают туда-сюда, приговаривая: «Поверни ему голову, Стив» и «Давай руку сюда, Джо», пытаясь вытащить мое застывшее тело из машины. Они будут бить и стучать, толкать и тянуть, пока наконец от очередного рывка я не свалюсь наземь. Нет уж, спасибо. У Айры еще осталась гордость. Поэтому, раз уж дело плохо, я попытаюсь добраться до заднего сиденья, лягу и просто закрою глаза. Тогда они запросто достанут меня, как рыбную палочку из пакета.