– Я их ненавижу.
– Они просто глупые дети.
– Почему они не насели на тебя?
– Наверное, потому, что у меня нет таких великолепных светлых кудрей, – ответила я – в этих словах прозвучало больше обиды, чем я хотела.
Я всегда завидовала волосам Софи. Именно они помогли ей получить роль принцессы, когда в Атланте мы с соседями затеяли постановку «Принцессы-невесты», тогда как я удовольствовалась ролью великана. Ее волосы были того же цвета, что у мамы, особенно на детских фотографиях мамы в доме Ба Ады (так мы называли мамину маму, жившую в Миссисипи). Но теперь я была очень довольна своими прямыми, как палки, волосами.
Мы немного постояли, глядя на пруд. По нему грустно плавали несколько уток в окружении пластиковых стаканчиков, окурков и целлофановых оберток.
– Китай – такая дрянь, – проговорила Софи. Я понимала, она ждет, что я ее поддержку, но почему-то воздержалась и промолчала.
– Что первое ты купишь в «Крогерсе»? – наконец спросила я Софи.
– Шоколадно-арахисовые пальчики, – немедленно отозвалась она. – А ты?
– Коробку медовых хлопьев.
– Чудачка.
Мы пошли назад, я мурлыкала себе под нос мелодию из рекламы этих хлопьев. С ней я чувствовала себя непобедимой, словно вызывая в памяти рекламный ролик хлопьев – мультяшный фермер идет по пшеничному полю и поет, а к нему слетаются птицы, – я делала все остальное – сад камней, тяжелые музейные двери, залы, в которых гуляло эхо, наших хмурых родителей – присутствовавшими здесь лишь наполовину, лишь наполовину реальными.
Я всегда полагала, что именно инцидент в Сучжоу побудил Софи обрезать волосы. По словам мамы, которая пошла с ней в парикмахерскую, то есть в хозяйскую ванную комнату одной французской леди, жившей в нашем доме, Софи всё просила мадам Клод подрезать их короче и короче. Мама разрешила ей, чего никогда не сделала бы в Штатах. Это был единственный плюс в пользу Китая – он действительно ослабил мамины правила. До Китая нам полагался один жалкий час в неделю для просмотра телевизора, по субботам, что всегда вызывало грандиозные споры между мной и Софи. Она предпочитала «Гарфилда», я – видеозаписи музыки кантри. Теперь мы могли свободно смотреть телевизор сколько пожелаем, хотя транслировали в основном паршивое австралийское телевидение, с куклами эму и программами семидесятых вроде «Каскадера», в которых какой-то парень разбивал автомобили, падал с гор, а потом поднимался оттуда с кривой улыбкой и говорил: «Никаких проблем». Еще нам позволили есть любые сухие завтраки, раньше приберегавшиеся строго для поездок к дедушкам и бабушкам в Индиану или Миссисипи. Мама даже согласилась купить игровую приставку «Нинтендо», это стало знаком, что она по-настоящему сломлена.