Ли вспоминает, как прогибалась под тяжестью ее бабушки постель рядом с ней в Индиане. Лунный свет просачивался сквозь выцветшие шторы, падая на бабушкину бледную, морщинистую кожу, на голубой шелк ночной рубашки, удобно скроенной для старой женщины. Осторожное бабушкино объятие сжавшейся от ужаса в комок Ли. С губ бабушки слетают слова, медленно падая на Ли, как тонущие монеты. Слова, которых не услышишь днем, когда бабушка одета – эмоциональная сдержанность жительницы Среднего Запада делает ее лицо аккуратным, словно ежедневно убираемая пылесосом гостиная.
Но в темноте слова текут спокойно, медленно, они несут на себе понятный отпечаток суровых зим на ферме и других рано оборвавшихся жизней. Слова, которые прапрабабушка Ли, Мехтильда, шептала своему сыну Томасу на нижненемецком диалекте, в ту ночь скользившие к Ли на лютеранско-американском английском. Крепкая старая кровать едва выдерживала боль обеих.
На следующее утро, во время завтрака, когда черно-белые ставни закрыты на день, Майла, служанка, подходит сзади к Ли и крепко сжимает ее плечо.
– Ли, я…
Майла держит блюда с нарезанными манго и папайей. Майла не уехала из Сингапура с семьей после смерти Софи. Она осталась в доме и выбрасывала запеканки из брокколи, когда они плесневели, лилии – когда они подгнивали. Майла выросла в деревне на Филиппинах, с девятью другими сестрами. Ей двадцать шесть лет, она красавица с добрым взглядом старухи. У нее прямые черные волосы до талии, маленькие руки.
Ли изгибается на стуле и молча, все еще в шоке, смотрит на Майлу.
– Это действительно ужасно, Ли, – произносит Майла, вытирая глаза тыльной стороной ладони.
Входит мать Ли и садится напротив дочери.
– Доброе утро, мэм, – говорит Майла, плача, и уходит.
– Я забыла, как здесь мило в это время дня, – дрожащим голосом выговаривает мать, глядя на лужайку. Ли кивает, уставившись в тарелку. К столу выходит ее отец, одетый на работу.
– Привет, – мягко говорит он и садится рядом с матерью Ли, которая ставит локти на стеклянную столешницу и начинает плакать, шмыгая носом, сглатывая. Ли с каменным лицом пристально смотрит на цветы бугенвиллеи, осыпающиеся на кафель веранды.
В тот день Ли приходит в десятый класс в темно-синих брюках и белой рубашке-поло, как все остальные в сингапурской Американской школе. Кондиционер в десятом классе на уроке английского воет, словно ураган, и руки Ли покрываются гусиной кожей. Она пишет в тетради послание Софи и чувствует, как печаль охватывает ее, словно свет холодного зимнего солнца. Она держит ее на расстоянии, и Ли доверяет ей, будто маленький ребенок ведет ее сквозь толпу в кондитерскую лавку. В обед в кафетерии шумно, и Ли заказывает рис с говядиной и брокколи и садится рядом со своей подругой Арной. Арна сжимает ее руку и возвращается к разговору с девочкой слева от нее о приближающихся выборах в школьный совет.