– Вы вырвали глаз собственному брату! – с порога обвинила она.
– Он чуть не вырезал мне сердце.
Меня частенько называют бессердечной сукой, но одно дело метафорические выражения, а другое – стать такой буквально.
– Это вы! – указывающий перст Матриарха уперся мне в грудь. – Вы навлекли неприятности на нашу семью.
– Это вы отсутствие глаза называете неприятностью? – Я поморщилась. Нынешнее состояние здоровья не располагало к ссорам. – Не волнуйтесь: черная повязка только придаст очарования. Девушки любят загадочных мужчин.
Кастилла медленно выдохнула и сложила руки в жесте покорности и терпения. Эмоции на ее лице менялись с быстротой несвойственной искренности. Все же актриса из тети никудышная – переигрывает безбожно. На сцене ее бы точно освистали.
– Пора повзрослеть Ангелина. В ваших руках сосредоточено так много власти, а вы все еще считаете себя ребенком, бунтующим против гадких, несправедливых опекунов. Вы могли бы хотя бы притвориться, что сочувствуете. Ваша эмоциональная холодность и неуместный вездесущий сарказм не привлекут людей. Только настроят против тех, кому ваша судьба небезразлична.
– Моя профессия не способствует народной любви. И вы слегка запоздали с поучениями. Лет на десять.
Кастилла повернулась ко мне спиной.
– Камилла уделяла больше внимания болонкам, чем вам. Она до безумия любила мужа, но не детей. В самом деле, очень жаль. Нельзя ждать сочувствия и понимания от человека, не знающего что такое любовь.
– Думаете, любовь значит самопожертвование и отказ от собственного счастья? Что ж, мне не с кого брать пример. Я знаю многих людей, но все они ищут собственной выгоды, пусть и, оправдываясь желанием помочь кому-то.
Кастилла постоянно упрекает меня в строптивости и эгоизме. Ее любимое слово – «нельзя». Нельзя перечить старшим, нельзя много есть, нельзя оставлять заработанные деньги себе, нельзя жить отдельно, нельзя, нельзя, нельзя… Можно позволить продать себя, а после покорно раскинуть ноги и превратиться в помесь горничной со свиноматкой.
Я думаю, что ничуть не эгоистичнее остальных членов семьи. Благодарить родных я могу разве что за подаренную жизнь и содержание до восьми лет – после я прошла отбор и одиннадцать месяцев в году проводила в закрытой школе, где училась за счет королевского фонда для одаренных. Мое образование ни стоило Дому, ни гроша и со мной никогда особенно не церемонились.
До отбора я жила в детской, под присмотром старой няни, научившей меня писать, читать и считать. Отбор и тест на одаренность я прошла лишь чудом, тем самым нарушив планы и отца и теток – они-то рассчитывали, что я его провалю и не составлю уже имеющимся наследникам конкуренцию. Не то чтобы семья меня ненавидела, просто я не вписалась в уготованную судьбу и теперь вызывала искреннее недоумение: что со мной делать?