– А и вправду, чего ж мы Степу не помянули? Не по-людски это! Только бежать никуда не надо. Успеешь еще деньги потратить. Тебе теперь траты о-го-го какие предстоят. Степку, кроме тебя, хоронить некому, – заявила тетка Глаша.
Я мысленно застонала. Вот ведь втравил Агрегат в переделку! Как бы мне и вправду Большакова хоронить не пришлось! А хозяйка тем временем прошла в кухню и принялась накрывать на стол. Вытащила банку консервированных сардин, два соленых огурца, пучок лука. Нарезала хлеб. Из холодильника достала бутылку с мутной жидкостью. С полки сняла два граненых стакана. Когда нехитрые приготовления были завершены, она усадила меня на табурет. Сама заняла место напротив и, разлив жидкость по стаканам, произнесла тост:
– Ну, как говорится, пусть земля ему будет пухом! Хороший был парнишка, а хорошие всегда рано умирают.
Не чокаясь, она, сладко зажмурившись, опрокинула в себя стакан. Я это жуткое зелье пить не собиралась и, как только хозяйка прикрыла глаза, выплеснула пойло в раковину. Поставив стакан на стол, я принялась жевать луковое перышко. Хозяйка одобрительно посмотрела на мой пустой стакан и наполнила его снова. Не забыла и про себя. Наскоро закусив, она предложила:
– Давай теперь ты скажи что-нибудь. Поди есть что вспомнить!
Я сделала вид, что поперхнулась, начала откашливаться. Из глаз потекли слезы. Хозяйка расценила это как проявление горя. Поспешно прижав меня к своей груди, она принялась гладить мои волосы, приговаривая:
– Ты поплачь, дочка, поплачь. Слезы в нашем бабском деле – первые помощники. Они вмиг всю горечь смоют. Когда Иван меня покинул, я ведь совсем одна осталась. С младенцем на руках. Никому не нужная. Никем не обласканная. Уж как я тогда выла! Думала все, жизнь кончилась. А потом ничего, оклемалась. Надо, думаю, дальше жить продолжать. Сына растить, в люди его выводить. Так потихоньку да полегоньку и вошла в колею. Жаль только, сына человеком сделать не удалось. Пошел по отцовским стопам. С уголовщиной связался. Да, видно, судьба такая. Чего теперь об этом говорить!
Тетка Глаша налила себе еще один стакан. Выпила, не дожидаясь компании. Мне было неловко обманывать эту, хоть и вульгарную, но по сути своей добрую женщину. Но, повторяя ее же собственное выражение, видно, судьба такая, отступать мне было уже некуда.
– Тяжело мне о Степе вспоминать, – заговорила я. – А вот послушать было бы облегчением. Может быть, вы расскажете мне о нем. Как он жил, с кем дружил? Вы же давно его знаете.
– Да ты, поди, все его секреты лучше меня знаешь, – протянула тетка Глаша. – Мне тебя удивить нечем.