Человек, длительное время удерживающий рот закрытым, несколько утрачивает способность разговаривать. Женщина, которая длительное время где-нибудь что-нибудь… удерживает, наоборот — развивает некоторые… способности.
Но важнее краткосрочные последствия. Аннушка должна не болтать, но уже сегодня публично подтвердить законность моих действий, дать нам карт-бланш на продолжение зачистки-посадки, изъятия-конфискации.
Потому что иначе… будет мне бздынь по всему профилю.
Позвал Сухана, завернули Аннушку в тулуп, пошли в терем. Ещё только светает — двери заперты. Пришлось топнуть-цыкнуть-крикнуть. Отнесли болезную на постелю в опочивальню. Стонет, бедняжка: обработка моя начала сказываться.
Построил личный состав местного бабья, описал ситуацию. В терминах умолчания:
— Что было? — Вам лучше не знать… Что с госпожой? — Не ваше дело… — Почему молчит? Приболела. Будем лечить. Кто сюда войдёт — пойдёт в поруб. А теперь быстренько… рассосались отсюдова!
Так они меня и послушали! Но у разных людей есть разные, их сугубо личные свойства. У Аннушки три служанки: кривая, косая и немая. Вот последнюю и оставляем. Остальных — на общие работы.
Зазываю Акима с Яковым, попа, воротника, Николая с Чарджи.
Аннушка, по моему разрешению, вынимает «жёлудь» изо рта, сосредоточенно запихивает его под одеялом в «резервное хранилище», и обращается дрожащим голоском с официальной просьбой к Акиму:
— Славный сотник храбрых стрелков смоленских, столбовой боярин Аким Янович! Был ты мужу моему венчанному — другом верным, боевым сотоварищем. Славен ты умом, да честью, да сердцем добрым, отзывчивым и в годину ратную, и во дни мирные. Не откажи вдовице бедной, одинокой, заброшенной, в милости своей. Прими меня под защиту твою отеческую. Сбереги меня от людей лихих, от напастей худых, от злоб да завистей. Будь ты, Аким Янович, мне добрым батюшкой! А я тебя почитать буду в отца место, всякое слово твоё исполню в точности, из воли твоей никогда не выйду.
Аким поломался, повздыхал, поотнекивался. Но — согласился. В чём попец их обоих святыми иконами и благословил. Все прослезились. А Николай подсунул подготовленный ряд о добровольном переходе юной вдовицы и её имущества — под полное управление Акима. Каковой ряд присутствующие свидетели и засвидетельствовали.
Теперь — «городу и миру»: собрали всю «не-порубленную» — в смысле: не в порубе сидящую, дворню в том самом зале, где мы первый раз разговаривали, и объявили волю их госпожи. С очевидным ближайшим следствием: все они переходят под власть Акима.
Никакого насилия или принуждения: желающие могут забрать своё имущество и беспрепятственно покинуть территорию. Все свободные желающие. А кто служит без ряда — считается холопом. По «Русской Правде»: