— Подождите, — неожиданно вспомнил Янда, — а что же монашки? Неужели они разрешили все это Матесу? Почему не велели отвезти скульптуры куда-нибудь на свалку?
— Не знаю, может, у них было развито чувство юмора, — улыбнулась Эмила. — В монастыре, наверное, особых развлечений не было, так хотя бы это…
— В любом случае вряд ли скульптуры ассоциировались у них с семью смертными грехами. Я не могу распознать ни один из тех, что вы назвали.
— И все же попробуйте угадать, пан капитан. Что означает первая фигура? — Она показала на скульптуру у наружной стены.
— Завтракающий водяной.
— Ошибаетесь, это зависть. Она кусает собственную руку — так ее мучает зависть, ясно?
— А почему у нее лицо зеленое, как трава?
— От зависти же зеленеют. А теперь подумайте, что символизирует вторая кикимора?
— В руке она сжимает что-то вроде кубка — видимо, обжорство и пьянство. Здесь больше подходит бутылка. Довольно забавно получается, скульптура явно удалась. Только почему она так пестро раскрашена?
— Скорее всего Седлницкий испытывает к ней особое расположение, поэтому расписывал с особым старанием. Это же его личная аллегория, — заметила злорадно Эмила. — Ну а следующая?
— Не знаю, что она символизирует, но это повешенный, — заявил Янда уверенно. — Уж я их повидал! То есть… простите… — забормотал он в растерянности.
— Нет, он же не висит на этом столбе, а опирается о него. Правда, шея у него действительно изогнута сильно… Это лень.
— А мне эта фигура с синими глазными впадинами и черным ртом больше напоминает труп… А что за жуткий красный пиджачок и зеленые штаны у следующей скульптуры? Если не ошибаюсь, разврат? Паразитирующий бесстыдник! Впрочем, это моя трактовка… Кстати, что, собственно, считалось тогда развратом?
— Ну… наверное… что-то из области секса. — Эмила опустила глаза. — Каждое отклонение от нормы.
— Верно, это бывает причиной преступлений, — кивнул капитан. — Итак, пятая фигура… нет, не могу догадаться. Какой-то космический вампир. Весь вытянут вверх, белые буркалы вытаращены в небо, а изо рта течет кровь. А может, у художника расплескалась красная краска…
— Тщеславие. Шестой — сморщенный карлик с мошной в руке — жадность, его вы узнали бы легко. Последняя кикимора олицетворяет злобу, это несложно вычислить.
— Разгневанная дама, — улыбнулся Янда. — Заметили, как у нее вздымается грудь? Она — фиолетовая от ярости, это художник точно схватил. Благодарю вас, пани Альтманова. — Янда встал и отряхнул брюки. — Это очень интересно. И поучительно.
— пан капитан, — Эмила тоже встала, — я бы хотела… об этом случае… ужасном… для меня… — Голос у нее сорвался, глаза наполнились слезами.