Нет никакой причины начинать сначала, сказал он.
Ты всегда принадлежала и всегда будешь принадлежать мне.
Она чувствовала себя так, словно была двумя разными людьми.
И один человек любил его, а другой – ненавидел.
Тишина ощущается как вакуум.
Он тяжело, шумно дышит всю дорогу до Накки, и этот звук полностью занимает ее.
Около больницы он заглушает мотор.
– Ну вот, – произносит он, и Виктория выходит из машины. Дверца с глухим стуком захлопывается. Виктория знает, что он останется сидеть в образовавшейся тишине.
Она знает также, что он останется здесь, и не надо оборачиваться, чтобы убедиться: расстояние между ними и вправду увеличивается. Ее шаги становятся легче с каждым метром, отделяющим ее от него. Легкие расширяются, и она наполняет их воздухом, таким непохожим на тот, что рядом с ним. Таким свежим.
Если бы не он, я бы не заболела, думает она.
Если бы не он, она была бы никем. Эту мысль она старается не додумывать до конца.
Ее встречает терапевт – женщина пенсионного возраста, которая, однако, до сих пор работает.
Шестьдесят шесть лет – и умна, как положено в ее возрасте. Сначала было утомительно, но всего после нескольких сеансов Виктория ощутила, что открываться стало легче.
Входя в приемную, Виктория первым делом видит ее глаза.
Их она ищет в первую очередь. В них можно приземлиться.
Глаза этой женщины помогают Виктории лучше понять себя. Они – вне возраста, они видят все, им можно доверять. Они не мечутся в панике, не говорят, что она безумна, но и не говорят, что она права или что они понимают ее.
Глаза этой женщины не льстят.
Поэтому в них можно смотреть – и ощущать спокойствие.
– Когда ты в последний раз чувствовала себя по-настоящему хорошо? – Каждую беседу она начинает с какого-нибудь вопроса, который действует как резонансная дека в течение всего сеанса.
Виктория закрывает глаза, как ее попросили делать, когда она не может сразу ответить на вопрос.
Углубись в себя, скажи, что ты чувствуешь, вместо того чтобы пытаться ответить правильно.
Нет никакого «правильно». И нет никакого «неправильно».
– В последний раз… Я гладила папины рубашки, и он сказал, что я погладила их отлично. – Виктория улыбается – она помнит, что на рубашках не осталось ни морщинки, а воротнички были накрахмалены ровно настолько, насколько надо.