– Скажи всем – если они предпочитают, чтобы я попросил леди Фиону перестать трудиться вместе, она по моему приказу будет вести себя как избалованная благородная леди, которой придется прислуживать.
Лицо Хэмиша расплылось в улыбке.
– Хорошо, милорд. Мне доставит огромное удовольствие передать служанкам ваши указания.
Фиона ожидала, что у нее начнутся судороги и головные боли, которые обычно сопровождают месячные, но она к полному упадку сил не была готова. Она надеялась отвлечься на какое-нибудь занятие, но у нее закрывались глаза, и она просто не видела нитку шерсти, которую сучила. Больше всего ей хотелось добраться до спальни и лечь в постель. Остаться одной и страдать в тишине, ни о чем не думая. Но никто не мог покинуть зал без разрешения графа, а просить его у Фионы настроения не было.
– Может, пойдем, миледи? – услышала она голос Гэвина. Она даже не слышала, как он подошел. Обрадовавшись, что может уйти, Фиона встала, и Гэвин взял ее за руку.
К тому моменту, когда они поднялись наверх, Фиона почувствовала, что ноги стали ватными и она упадет, если сделает еще один шаг. Она быстро пожелала Гэвину доброй ночи и уже взялась за ручку двери в свои покои, когда ее остановил его голос:
– Куда это ты собралась?
– Спать, – устало пробормотала Фиона, оборачиваясь. Судя по недовольному голосу, можно было себе представить, какое хмурое у Гэвина лицо. – Я совершенно без сил.
– Почему ты идешь к себе?
Закрыв глаза, Фиона прислонилась к двери.
– Я не могу… то есть, я хочу сказать, мне сегодня надо остаться одной. И завтра, и послезавтра, – добавила она.
– Фиона, что случилось?
«О Боже! Ты что, дурачок?» Ведь уже был женат, так что обязан все знать. Фиона повернулась и посмотрела Гэвину в глаза, надеясь, что до него дойдет. Или по крайней мере поймет намек и оставит ее в покое. Но Гэвин по-прежнему смотрел на любовницу с недоумением.
– Это мои женские дни, Гэвин, – простонала Фиона. Ей было так плохо, что не было сил деликатничать.
– Мне все равно. Ложись в мою постель.
Фиона обернулась. У нее раскалывалась голова.
– Это невозможно, – настаивала она.
– Я никогда не считал, что в это время женщина становится нечистой. Такова ее природа. Почему это так ужасно?
– Такова доля женщины – страдать в одиночестве.
– У тебя боли?
Она побледнела:
– Я… в общем… я не могу обсуждать это с вами.
– Я пошлю за твоей горничной. А теперь пойдем в мою опочивальню.
Спустя несколько минут пришла Элис с ночной рубашкой, тазом теплой воды и другими принадлежностями. Гэвин отвернулся к окну. Но как только горничная удалилась, он сразу же подошел к кровати.