— Что за чушь ты несёшь! — рассердилась Нина Андреевна. — Нет сейчас таких законов! Тебе, как интеллигентной женщине, это надо бы знать…
— Сама подумай: если у него большие долги, значит, он должен с ними как-то расквитаться. Нет, неспроста он с тобой расписаться задумал…
— Чтобы по наследству получить всё моё имущество, — продолжила её мысль Нина Андреевна. — Так я, милая подруженька, отправляться на тот свет не собираюсь. И расписываться пока погожу…. Думай, что говоришь!
— А я думаю… За тебя переживаю.
— Ты не за меня переживаешь! — прикрикнула на неё Нина Андреевна. Боишься, что Семён не разрешит отдавать тебе ненужные вещи…
— Я не корыстная, — Римма блеснула бирюзовыми глазами и поджала тонкие губки. — Как ты смеешь меня унижать?
— Ой, какие мы, профессора, гордые! — Нина Андреевна язвительно покачала головой. — А кто, интересно, в прошлый раз ополовинил мою пачку «Парламента» и даже спасибо не сказал?
— Всё, я ухожу, — вскочила Римма. — И ноги моей тут больше не будет!
— Скатертью дорога!
Нахлобучив лиловый беретик и подоткнув подмышку сумку, Римма сама справилась с многочисленными дверными запорами, но прежде чем выйти, обернулась и гневно выпалила:
— Нимфоманка престарелая!
— Монашка недотраханная! — не осталась в долгу Нина Андреевна.
Очень она обиделась за эту «нимфоманку престарелую». Вот идиотка Римка! «Французы говорят: „Стареют, когда хотят“, — успокоила саму себя Нина Андреевна. — А за эту нимфоманку ты мне ещё ответишь!»
Ссорились они часто. Обычно несколько дней обе и слышать друг о друге не хотели, но проходило какое-то время и подруги начинали тосковать. Первой на перемирие всегда пускалась более покладистая Римма, а Нина Андреевна, не желая сдаваться сразу, для острастки мрачно дулась, буркала, тянула паузу, но, в конце концов, милостиво разрешала подруге заглянуть на огонёк. Так что их очередная ссора была ничем не примечательной.
Нина Андреевна, захлопнув за подругой дверь, пошла в комнату и взялась за вязание, которым обычно успокаивала расшалившиеся нервы. Спицы, однако, не слушались её рук, и Нина Андреевна, вздохнув, решила поставить корзинку на нижнюю полку журнального столика. Ощетинившись спицами и крючками, она никак туда не лезла, но Нина Андреевна поднатужилась и втолкала-таки ее на место. С полки упал на пол серый альбом с позеленевшей от старости витиеватой, с росчерком, надписью «Фото».
Эта надпись когда-то ярко блистала золотом, а под ней красовалась голубая роза. Не настоящая, а искусственная: её Нина Андреевна сделала сама из шелковой ленты. Теперь эта роза напоминала нелепую скомканную тряпицу.