– Все хороши, – сказал молодец. – О девушке у меня и слов не находится, но там прекрасная наследственность. А тут нечто иное. Кропотливая, тщательная, умная работа над собственным телом. Совершенство силы. Великолепная мышечная архитектура. Что это? – спросил он Кратова. – Гимнастика, борьба? Или же, пронеси Господи, тривиальный атлетизм?
– Борьба, – пробурчал Костя.
– Вы знаете, я не только медик. Я еще и скульптор. Не знаю, кто я больше… Моя фамилия Кристенсен, не слыхали? – Костя отрицательно мотнул головой. – Недавно у меня была выставка в Стокгольмском Центре искусств. По моим сведениям, отзывы неплохие. Верьте профессионалу: вашему телу можно завидовать. Вот я так просто погибаю от зависти. И еще от сожаления, что такой материал через несколько часов улетит из моих рук неведомо куда, а я даже не успею вас запомнить.
– Это еще неизвестно, – внезапно лязгнул старец. – Улетит материал или не улетит, покажет осмотр.
– Вот я сижу здесь, – продолжал Кристенсен, – и думаю о том, как мне уговорить вас троих после полета прийти в мою мастерскую в Висбю, на Готланде. Я задумался об этом, когда здесь побывала девушка. А когда пришли вы, я понял, что это просто необходимо для меня. Да и для человечества, впрочем, тоже, – Пазур в своем углу снова хмыкнул. – Напрасно иронизируете, командир. У вас прекрасный экипаж, а вы того не понимаете.
– Прекрасный экипаж или из рук вон, я увижу только в полете, – сказал Пазур.
– У вас искаженный подход к прекрасному, – не унимался Кристенсен, все более воодушевляясь. – Он искусственно сужен, хотя и в нем есть определенный смысл, который, мне кажется, от вас ускользает. – Пазур в очередной раз хмыкнул, теперь с изрядной долей негодования. – Разумеется, телесное совершенство неизбежно сопровождается нравственной чистотой, душевным равновесием и отточенностью нервных реакций, что так важно для исполнения близких и понятных вам профессиональных функций. Хотя, подчеркиваю, это лишь производная от телесной красоты… В самом деле, соглашайтесь, – обратился Кристенсен к озадаченному таким напором Кратову. – Я назову эту скульптурную группу «Устремленные в небо». Между прочим, девушка дала мне свое согласие. Правда, юноша, что был перед вами, отчего-то много смеялся и, похоже, не воспринял мое предложение с надлежащей серьезностью. Но я с ним еще переговорю…
– Простите, – сказал Костя. – А Олега Ивановича вы уже уговорили?
– Какого Олега Ивановича? – опешил Кристенсен.
– Меня, – пояснил Пазур и неожиданно улыбнулся.
– Я об этом как-то не думал… Это разрушит концепцию замысла… Ведь главное в ней – красота, сила, молодость… – Кристенсен окончательно смешался и замолчал.