Аркаша Дрыганов по-прежнему улыбался белыми губами, щурился, следил взглядом за крошечным сизым облаком, плывущим, будто дирижабль, над разномастными крышами Доможилова.
Из подошедших машин выскакивали милиционеры.
— Мятлов уже в КПЗ, — сообщил Чухлову Сердюк и, наклонившись к Гошке Устюжину, скомандовал: — Руки, ты, быстро!
Гошка вытянул перед собой руки. Щелкнул замок наручников.
— Встать!
Гошка неловко, боком, с колен, вставал на ноги.
Чернущенко сказал:
— Он, Григорий Силыч, пенсионера Куропаткина убил.
— Да ты что, Миша?!
Чухлов подошел вплотную к Гошке — тот отвернулся.
— Смотри на меня, — приказал Чухлов.
Встретились взглядами. Гошкин — исподлобья, затравленный.
— В нас стрелял — понять можно. За что ж, гад, старого человека? Молчишь? А глаза бегают! Жалкие. У всех у вас, подонков, они бегают. Сколько ищу — ни одного с твердыми глазами не встречал. Уведите его в машину!
— Где фуражка ваша, Григорий Силыч? — спросил Чернущенко.
— В овраг, что ли, укатилась...
— Сержант, спуститесь в овраг, отыщите фуражку начальника!
— Слушаюсь, товарищ капитан.
— Павел, раскололся Петька, деньги где?
— С первого слова, Григорий Силыч. Деньги в сейфе. А сейф на торфяных выработках.
— Что ж, заедем за Петькой, в машину его — и за тем ящиком, будь он неладен!
— Двинулись...
— С Щербаковым, Павел, что?
— Железная балка в траве — не видел. Об нее. То ли закрытый перелом, то ли сильный ушиб, вывих... Отправили в больницу.
— Ваша фуражка, товарищ майор.
— Спасибо, Зайцев. А где Дрыганов, не вижу?
— Ему кисть руки перевязывают, товарищ майор, там, за «газиком»...
— Порезался?
— Нож выбивал — зацепило.
«Кто именинник сегодня — это он, Аркадий! — радостно и с благожелательной завистью старшего вспыхнуло в Чухлове; почувствовал, как жарко, до испарины на лбу, прошлась по телу некая неведомая волна, снимая с мускулов напряжение, а с души — тревогу. — Именинник, факт! И разве плохо... превосходно это: молод и, нужно если — принимаю бой! Из обреза чуть не в упор, ножом пощупали — а он все ж наверху, не сробел, не поддался. Один раз такое выдержишь — дальше, случись снова, вообще легче будет... По себе знаю».
Аркаша Дрыганов, уже с перебинтованной рукой, действительно стоял за машиной, перебрасывался словами с товарищами; он стащил с себя изодранную в клочья рубаху, был в одной майке, всегдашний юношеский румянец снова прилил к его щекам. Увидев приближающегося начальника, он подобрался, сказал смущенно:
— Товарищ майор, до дома переодеться не во что... поэтому так я.
— Геройски действовал, — опережая Чухлова, проговорил Сердюк, похлопывая младшего сержанта по плечу. — Если б не замечания по службе, к медали б можно было!