– Ты поступил опрометчиво, – прошипел он. – Ты здорово прогадал, врач! И не мог же ты просто заткнуться и сношаться со своей палачихой. Праздник там просто загляденье. Так нет ведь, тебе непременно надо кому-нибудь досадить…
Он чиркнул шпагой по подбородку Симона. Лекарь услышал, как где-то рядом застонал старый Августин. Он повернул голову на звук и увидел старика лежащим на полу возле стола; тот скорчился и царапал ногтями половые доски. Георг коротко взглянул на него, потом снова обратился к Симону.
– Отец нам больше не обуза, – бросил он небрежно. – Я успел изучить эти приступы. Боли становятся непереносимыми, но потом снова отступают. Когда они полностью утихают, он как пустое чучело – слишком изможден, чтобы сделать хоть что-то. Он уснет, а когда проснется, от тебя уже и мокрого места не останется.
Георг медленно провел шпагой по горлу Симона. Лекарь попытался закричать, однако от этого тряпка только еще глубже прошла в горло. Он стал задыхаться, и ему стоило больших трудов, чтобы успокоиться.
– Знаешь, – прошептал Августин-младший. Он снова наклонился к Симону, так что юношу обдало запахом дорогих духов. – Сначала, когда я увидел, что ты идешь к моему отцу, я проклял все на свете. Думал, наступил нам конец… Но теперь мне видятся довольно… неожиданные возможности.
Аристократ подошел к камину и вынул из него кочергу. Ее кончик раскалился докрасна. Он поднес ее к щеке Симона, и тот почувствовал исходивший от него жар. Георг самодовольно улыбнулся и продолжал:
– Когда в подвале нам позволили наблюдать за работой палача, я вдруг понял, что мне и самому бы это занятие понравилось. Крики, вонь мяса, умоляющие взгляды… Только вот ведьма не совсем мне по вкусу, а ты…
Он быстрым движением опустил кочергу и прижал к штанам Симона. Раскаленное железо прожгло ткань, и кожа на бедре зашипела. На глазах у Симона выступили слезы. Он громко взвыл, но через кляп во рту вырвался лишь сдавленный стон. Лекарь беспомощно заметался на стуле. Наконец Георг убрал кочергу и, холодно улыбнувшись, взглянул ему в глаза.
– Милые штанишки… Так это и есть новая мода… как их бишь называют? Ренгравы? Жалко, да. Ты, конечно, горлопан, но хоть в моде смыслишь. Ума не приложу, как вшивый лекарь раздобыл такую одежду. Но шутки в сторону…
Он пододвинул второй стул и, откинувшись на спинку, сел напротив Симона.
– То, что сейчас было, – жалкое подобие той боли, которую тебе еще предстоит познать. Я хочу… – Он указал кочергой в грудь Симону. – Хочу, чтобы ты сказал мне, где клад. Лучше скажи сразу. Рано или поздно ты все равно заговоришь.