— Я тоже мечтаю побродить по тем холмам и на похороны хочу остаться.
Она с интересом посмотрела на него:
— И я хочу. И не только из любопытства и желания знать все первой. Хотела стать частью здешней жизни.
— «Хотела»? Это значит, что не останетесь.
— Ну, не знаю пока, когда мы уедем, а Шейну надо в Афины.
— Но если вы хотите… — Голос его затих.
Фиона заметила выражение его лица. Такое же выражение появлялось у каждого, кто видел Шейна. Она встала.
— Благодарю за кофе. Мне надо идти.
Он казался разочарованным. Словно ему хотелось, чтобы она осталась. Ей бы тоже хотелось поговорить с этим милым, приятным человеком, но она не могла допустить, чтобы Шейн проснулся и не нашел ее рядом.
— Томас, полагаете, я могу оставить вам денег, на случай, если… ну, если будет нужно для них?
Он поднял руку. Он знал, что у нее мало денег.
— Пожалуйста… я с удовольствием куплю цветы и обязательно сделаю букет «Да пребудете с миром» от Фионы из Ирландии.
— Спасибо, Томас, и если увидитесь с остальными, с Дэвидом, Эльзой…
— Скажу, что вы и Шейн должны были уехать в Афины и попрощались со всеми, — тихо произнес он.
— Они были так милы, с вами со всеми было так замечательно… Интересно, где они теперь?
— Видел, как они оба уезжали из города на такси сегодня утром, — сказал Томас, — но это маленькое местечко, увижусь с ними снова.
Он смотрел, как она покупала большой теплый хлеб и маленький горшочек местного меда для этого молодого эгоиста, и вздохнул. Профессор, поэт, писатель… но как мало он понимает в жизни и в любви.
Почему Ширли считала его холодным и отчужденным, а безмозглого Энди приятным компаньоном? Томас вспомнил их разговор на закате вчера, он не понимал жизни своих новых знакомых, о которой они рассказывали. Почему, например, отец Дэвида, которому следовало гордиться и радоваться, что у него такой сын, держал его на расстоянии и говорил ему только обидные слова?
Томас не понимал, что случилось у этой божественной немки Эльзы, отчего она с испуганными глазами сбежала из дома.
Он никогда не поймет этого, говорил он себе в отчаянии. Лучше и не пытаться.
Он взглянул и увидел Вонни, переходившую улицу.
— Яссу! — воскликнула она. — Яссу! Какая трагедия!
— Полагаю, вы знали Маноса?
— Да, еще совсем малышом, школьником, он был ужасный шалун, всегда таким был. Воровал у меня в саду, тогда я предложила ему работу. Это его немного урезонило. — Казалось, воспоминания ей в радость.
Томасу захотелось с ней поговорить, расспросить, почему она на этом острове, но в ней было что-то, что исключало любую откровенность. Она оказалась скорой на шутку, уводящую от ответа.