Павел достал эфунк, сделал запись в блокноте.
— У меня натурально крыша едет, — признался он. — Скажу честно, появилась мысль: в одночасье сошло с ума всё гестапо, а не только те трое бедняг, что угодили в специзолятор.
— Я тоже так думал в первое время, — усмехнулся Жан-Пьер. — А потом, когда увидел своими глазами… Ты даже представить не можешь. Д-да, в-в общем, л-ладно.
Заикание вернулось к нему — так же внезапно, как и исчезло.
— Допустим, — согласился Павел. — Так или иначе, я собираюсь лично пообщаться с одним из очевидцев. Мой ранг пока что такое позволяет. Рисунок — это симпатично, но я хотел бы получить описание силуэта из первых уст. Раньше, чем Триумвират и глава имперской безопасности согласуют допуск к изображению. Вернусь в гостиницу, пошлю электронное письмо в гестапо. И спать-спать-спать. Прилягу на боковую до самого утра.
— С-спасибо, что п-принял м-меры, — шепнул Жан-Пьер. — Здесь т-тебя не уз-знают.
Не прощаясь и не дожидаясь конца фильма, он встал и вышел первым — подсвечивая экраном телефона между кресел. Хлопнула дверь. Павел грустно посмотрел на часы.
…Дородная унтер-офицерша по выдаче билетов, щёлкая семечки, лениво проводила Жан-Пьера скучающим взглядом. Ничего удивительного — с эпических фильмов зрители уходят часто. Когда вышел Павел, она побледнела и поднесла руку ко рту… но ничего не смогла сказать. Неожиданно унтер-офицерше вдруг захотелось сделать то, чего она не делала вот уже много лет и совсем забыла последовательность движений.
Перекреститься.
(переулок Гинденбурга, рядом с магазином «Берлин»)
— Вы бледны. Кожа прозрачная. Синяки под глазами. Может, один бокальчик?
Нет, благодарю покорно. Я говорил уже, вина не пью. А уж в свете дневного происшествия… Зверски болит всё тело. Как будто сначала его тщательно разобрали на винтики, а собрать отдали в дупель пьяному сантехнику. Потом, похоже, по мне проскакал табун лошадей и проехал сельский трактор. Очаровательные ощущения.
— Спасибо, — моргаю я обоими глазами. — Жрец Одина должен отмечать раз в месяц «День вегетарианства» — в память о фюрере, таковы правила. Сегодня я воздам должное капустным котлетам и минеральной воде из окрестностей прекрасного Карлсбада.
Она фыркает и показушно отрезает себе ломтик индейки. Шварцкопфы с глупым фанатизмом следуют кухне, соответствующей их убеждениям. Не покушаются на свинину (разве кто-то задумается, что в легионе «Идель-Урал» или в боснийской дивизии СС «Кама» служат мусульмане), не пьют пива (хоть виноградники Рейна даруют не только сок), отказываются от сочнейших сосисок — даже тех, что из телятины. А учитывая, что фюрер увлекался вегетарианством, особо упёртые