). Вывод гласил: гунны либо должны быть повержены, либо возьмут тебя за горло. Миттеран полетел в Киев для таинственной встречи с Горбачевым, где они безрезультатно пытались придумать, как воспрепятствовать неизбежному. Одним из немногих европейских государственных мужей, кто сразу понял масштаб и неизбежность перемен, был тогдашний французский премьер-министр, социалист Жак Делор, любитель курительных трубок и одежды от Кристиана Лакруа.
На днях я спросил 25-летнюю коллегу по The Spectator, знает ли она, кто это. «Имя знакомое», – ответила она осторожно. Вот, друзья мои, свидетельство скоротечной, как у жучка-светлячка, жизни журналистики. Кто знает, какую часть своей жизни я посвятил записыванию деяний Жака Делора? Месяцы, годы. А сегодняшние молодые люди (тут гневная пауза) даже не помнят, кто это!
Чем дольше я оставался в Брюсселе – где прослужил пять счастливых лет, – тем более очевидно становилось, что Европа уже не та.
Все журналисты, вероятно, тешат себя иллюзией, что влияют на историю, за обозрение которой им платят; что они, трепыхая крылышками, как мотыльки, могут вызвать бурю. Хочу похвастаться и абсолютно уверен, что это никого не колышет, но, похоже, я внес свою лепту в отказ датчан подписать Маастрихтский договор. 2 мая 1992 года я присутствовал на одной из тех увеселительных прогулок, которыми перемежается жизнь брюссельского корреспондента, – на неформальной встрече министров иностранных дел в живописном местечке Гуимар, в Португалии. Помню эту субботу. Время чаепития. Я иду к таксофону, останавливаюсь на пыльной площади, наблюдаю за двумя собаками, лежащими на солнце, потом звоню Фрэнку Тейлору, редактору международного отдела The Sunday Telegraph, чтобы выяснить, что с моей статьей. По моему мнению, это был хороший материал о планах Делора учредить пост европейского президента и сосредоточить еще больше власти в Брюсселе, когда Маастрихтский договор будет ратифицирован. Фрэнк счел материал просто потрясающим.
– Это настоящая сенсация, – захихикал он в бороду. – Я назвал статью «Делор планирует рулить Европой».
«Боже, – подумал я, – дерзкая формулировка». Я не был уверен, что мои друзья в Евросоюзе будут в восторге. Но сенсация так сенсация – центральная статья на первой полосе – и я с радостью согласился. Сообщение произвело впечатление. Конечно, у англичан за завтраком мармелад с бутербродов не свалился, но в Дании резонанс был огромный. До их референдума оставалось менее месяца, паранойя по поводу утраты страной независимости постоянно нарастала, и противники соглашения зацепились за публикацию. Ее многократно размножили, участники марша протеста в Копенгагене несли текст статьи на своих баннерах. И 2 июня, в чудный солнечный день, договор отклонили и проект сорвали.