.
В начале 90-х годов XX века маги хаотического направления взяли идею пустоты Спэра и использовали ее, назвав гнозисом и объявив, что гнозис может быть достигнут посредством оргазма. Среди других методов достижения гнозиса – сильная боль, изнурение и наркотики – другими словами, все то, что отключает вербальную часть сознания. Такие методы – еще один путь к самадхи, и маги-хаотисты считают это состояние сознания определяющим для магии.
Если реальность – это язык, то достижение доязыкового состояния сознания дает нам прекрасный инструмент для разрыва сети смыслов, образующей реальность. В состоянии самадхи я могу быть свободным от предубеждений (которые вербальны по определению) и сомнений (результата негативной внутренней речи). Если я повторяю аффирмацию в обычном состоянии, то она смешивается с другими идеями – каждое слово тянет за собой цепочку лингвистических и социолингвистических смыслов, которые могут заслонять конечную цель. Но если я свожу свое желание к доязыковому символу, бессмысленному значку или анаграмме, не имеющей семантического содержания, то могу внедрить эту идею глубже языкового уровня, то есть в подсознание. Чем глубже вы посадите семя в подсознание, тем скорее оно вырастет в полноценное растение в языковом мире.
Однако человек не может постоянно работать в самадхи. Такое состояние не способствует жизни в реальном мире. Люди, которые проводят в нем все свое время, психически нездоровы, изолированы от общества или аутичны. Даже маги-хаотисты, работающие в состоянии гнозиса, начинают с вербального выражения желания, а затем уже движутся в направлении превербальных символов. Точно так же метод дефиксионов начинается с вербального выражения желания и заканчивается плотским, телесным действием – выбрасыванием этого желания в колодец. Здесь присутствует возвратно-поступательное, синусоидальное волновое движение между вербальным и превербальным, между реальностью и нашими представлениями о ней. Мы создаем идею вербальными средствами, выражаем ее в символической форме, внедряем ее каким-то превербальным образом, и она возвращается в концептуальный мир лингвистической реальности. Можно рассуждать об этом в чисто психологических терминах: мы изменяем наши представления о мире, приводя их вербальное выражение в физическую реальность, обобщаемую словами. А можно сформулировать это с помощью более спорных магических понятий: мы постоянно устанавливаем связь между вербальным и превербальным, высшей реальностью и чувственно воспринимаемой реальностью, как шаманы, которые стоят одной ногой в одном мире, а другой – в другом.