Гений (Соловьев) - страница 2

II

На слѣдующее утро отправился я къ доктору. Докторъ любезный, словоохотливый. Выслушалъ меня, постукалъ.

— Напрасно вы, — говоритъ:- за границу нн поѣхали.

— А что?

— Да какое-же у насъ лѣченье… безобразіе… лихорадки… неустройство…

— Послушайте, докторъ, вѣдь, однако, если ничего не устраивать, то неудивительно, что въ результатѣ окажется неустройство.

— Тутъ ничего и устроить нельзя. Это за границей можно, а у насъ, нельзя, потому что мы — Азія… Вотъ я вчера въ фонтанъ рыбъ пустить велѣлъ, а сегодня уже ни одной… Всѣхъ публика выудила!.. Что-вы послѣ этого хотите!

— Да воды-то здѣшнія дѣйствуютъ.

— Ужъ это я и не знаю что: воды-ли, ванны, воздухъ-ли, воображеніе-ли, а только что-то такое дѣйствуетъ… иной разъ пріѣзжаютъ больными, и отлично здѣсь поправляются.

— Спасибо и за это.

Назначилъ онъ мнѣ курсъ лѣченья. Сталъ я пить воды и брать ванны. День пошелъ за днемъ, одинъ какъ другой, точка въ точку. Въ семъ часовъ стаканъ воды, часовая прогулка, потомъ чай, черезъ часъ ванна. Въ два часа обѣдъ въ ресторанѣ — и уже заранѣе меню извѣстно: «супъ или патафью», «барашка», «цыплята» и «жилей». Въ пять часовъ еще стаканъ воды и часовая прогулка вокругъ «музыки». Въ восемь часовъ чай и въ девять спать.

Воды-ли, ванны-ли, однимъ словомъ, то неуловимое «что-то», о которомъ говорилъ докторъ, стало на меня дѣйствовать разслабляющимъ образомъ. Я вдругъ почувствовалъ себя чрезмѣрно уставшимъ, до того уставшимъ, что явилась настоятельная потребность забыть все, чѣмъ я обыкновенно жилъ, уйти отъ всѣхъ умственныхъ и общественныхъ интересовъ. Я обходилъ «читальню», чтобы только мнѣ не попались на глаза книги или газеты. Я по цѣлымъ часамъ сидѣлъ гдѣ-нибудь на скамьѣ, стараясь ни о чемъ не думать, только дышалъ, только глядѣлъ на синеву неба, на зелень деревьевъ, на силуэты дальнихъ горъ. Если кто-нибудь подсаживался ко мнѣ и заводилъ разговоръ съ очевидной цѣлью «познакомиться», я отвѣчалъ до того немногосложно и при этомъ глядѣлъ такъ «серьезно», что разговоръ обрывался и ни о какомъ знакомствѣ не могло быть рѣчи.

III.

Однако, недѣли черезъ двѣ, я, мало-по-малу, вступилъ въ новый фазисъ. Меня начинали занимать наблюденія надъ больными и здоровыми, надъ пестрымъ прибывающимъ и убывающимъ «водянымъ» обществомъ. И прежде всего меня поразила сравнительная немногочисленность вообще людскихъ типовъ. Я здѣсь ровно ни съ кѣмъ не былъ прежде знакомъ, никогда не встрѣчался, а между тѣмъ я отлично уже зналъ всѣхъ этихъ «дамъ» и «кавалеровъ», молодыхъ и старыхъ, даже дѣтей. Такихъ людей, съ такими-же лицами, походкой, манерами, голосомъ, я уже видалъ, и даже не разъ въ жизни. Полнаго тождества нѣтъ и быть не можетъ въ матеріальной природѣ и, конечно, если-бы даже на каждомъ квадратномъ аршинѣ земного шара выросло по человѣку, все-же никогда не нашлось-бы двухъ людей, вполнѣ тождественныхъ между собою. По число людскихъ типовъ весьма ограничено и типы эти повторяются до безконечности. Только время, народность и общественное положеніе кладутъ на нихъ свою печать, не касаясь, однако, ихъ существенныхъ чертъ. Каждое время и каждая народность вырабатываютъ нѣсколько типовъ; однако, далеко, далеко не такъ много, какъ это можетъ казаться сразу…