На сравнительно коротких остановках по моей просьбе открывали двери только двух «критических» вагонов.
Внутри вагонов было очень чисто. Чисто и пусто. Никакой мебели. Каждый больной имел лежачее место – большой мешок, до отказа набитый свежим душистым сеном. Великолепный аромат заполнял весь вагон. Наши спальные места были такими же, как у всех пассажиров.
В одном из углов нашего вагона расположилось нечто вроде походной кухни в ее самом что ни на есть примитивном виде.
Основным питанием больных был сухой паек. Но на длительных стоянках довольно часто предоставлялась возможность получить горячее в виде густого супа и обязательно чая. Для этого на нашей кухне имелись две громадные кастрюли и два таких же гренадера-чайника. Нагревательными приборами служили трехфитильные керосинки.
Подозреваю, что современное поколение не знает, что это такое. Я лично этого слова не слышала, пожалуй, более 20 лет.
Взяв Вальтера, с эгоизмом отчаянной юношеской смелости, взяв вопреки множеству предостерегающих голосов, я, конечно, не была спокойна. Я хорошо понимала, что даже небольшое кровотечение станет его концом. Чем больше об этом думала, тем громче отдавались в ушах голоса «против». И вместе с тем я понимала, что никакие силы не заставят меня добровольно оказаться от принятого решения.
Риск был велик. Но цель его оправдывала.
Доминировала мысль – этот ребенок скорее всего погибнет. Но может, Бог даст, перед концом он увидит родителей и вдохнет запах родного дома.
А может быть…
О, тогда это были только мечты. Хотя эра специальных противотуберкулезных препаратов стояла уже на пороге.
Приятный облик и дружеское расположение ко мне Василия Петровича толкнули меня к явно опрометчивому шагу. Ища товарищеского сочувствия своим переживаниям, я доверительно сообщила ему, что везу довольно тяжелого мальчика с двумя кавернами в легких. Боже мой, куда девалась его обычная мягкость? Резким тоном он произнес:
– Разве вы не знаете приказа? Вы не имеете права брать на себя такую ответственность. Больной должен остаться здесь. Я за этим прослежу.
Испугалась я не очень: прямого отношения к этому вопросу Василий Петрович не имел. Но было очень неприятно ощущать себя жертвой собственной слабости. Урок я получила на всю жизнь.
Наконец, эшелон, готовый к приему пассажиров, встал на запасной путь на значительном удалении от вокзала. Мы с Верой почти целый день провели в Рязани. Вокруг состава ходили железнодорожники, рабочие, солдаты. Публику не пускали. При нашем появлении подошел солдат узнать, кто мы. Я начала возмущаться, но подбежал как ни в чем не бывало Василий Петрович, и все успокоились.