— Эй, совсем с ума посходили! Кто в такой день работает? Что вы — железные, что ли? От такой жары и пыли кровь свернется в жилах. Глотни-ка, — приближается она к Бёксе и вынимает из-за пазухи пиалу. — А у нас окот. Дыхнуть некогда. Но на вас глядеть страшно. Иду и думаю, как они там, бедные, выдерживают.
Бёксе одним духом опоражнивает пиалу душистого свежего айрана.
— Вот спасибо. Хорошо! Будет, будет...
— Пей, Бёксе, пей. На всех хватит. О-о, и Сунер с вами! Вот молодец. А мы с твоей матерью, Сунер, знаешь, сколько потрудились? Ого! И в войну, и после. Все думала, что у нее, бедной, так и не будет жизни... А смотри, какой сын вырос! Помощник. Кормилец. Есть теперь у нее опора. И она — не без рук и ног оказалась. Как ее здоровье, Сунер?
— Ничего, — Сунер проглатывает айран, даже не разобрав его вкуса. — Хворала. Теперь лучше.
— А у нас окот — как на конвейере. Точно сговорились. Только и знай ягнят оттаскивай. Голова идет кругом!
— Хорош айран! — обтирает губы Иван. — Один глоток и — ожил.
— Пойду, — подхватывает бидон Кабай и забирает у Ивана пиалу. — К ягняткам пойду. Слезьми плачу. Овцы-то кой-как дотянули зиму. Худые, слабые. Некоторые в первый раз ягнятся. Ах, горе, горе... Когда к нашим кошарам поближе будете, заходите. У меня чай всегда на очаге.
Она быстро удаляется по дороге, оглядывается и машет рукой.
— Хорошо, с правой стороны подошла, а не слева, — говорит Кемирчек. — А то не увидел бы. Так пылью несет, гору поставь — врежусь, не разберу! Знал бы, где та дыра, из которой дует этот ветер, бульдозер бы подогнал…
— Э-э, парень, а что у тебя с лицом?! — вдруг вскрикивает Бёксе, будто только что разглядел Кемирчека. — Ну и физия! Как у черта! Заявись к кому-нибудь ночью в аил, ей-богу, всех обморок хватит! Гляди, гляди!
— A у тебя чище, что ли? — смеется Иван.
Бёксе заглядывает в свое отражение в его очках, они все трое смотрятся в стекла и вдруг начинают хохотать, хлопая по плечам друг друга и приседая от смеха. Сунеру вовсе не смешно, но, глядя на них, и он улыбается. Только улыбка у него выглядит жалкой, натянутой...
Забросив мешок на плечо, Сунер лезет на подножку, и вдруг спина точно бы переломилась. Острая боль пронзает его от затылка до пяток. Нелепо взмахнув руками, он валится прямо на Эпишке, идущего следом, и тот удерживает его.
Сунер с усилием выпрямляется.
— Что, тебе и мешок уже не под силу? — сердится Эпишке. — Конечно, не книжечки ведь читать... Знаем мы таких!..
К сеялке Сунера примчался Бёксе.
— Что? Что случилось? Да на тебе лица нет! Не заболел?
— Вот... спина, — тихо говорит Сунер и стонет. — Больно. И голова...