– Что вы, черт возьми, делаете во дворе в такой час?
– Лан, у нас в спальне кто-то окно вышиб. В дом теперь может влезть кто угодно. Открой, пожалуйста! Нам негде укрыться. Эй, слышишь?
Лан колебался.
– Почем мне знать, вы это или только притворяетесь?
– Лан, прошу тебя, мы уже десять минут торчим на улице беззащитные…
– Ари, – перебила Васта, – скажи, как ты меня называешь? Только ты? Как?
Из-за двери сразу же послышалось:
– Шао!
– Это он! – сказала Васта брату. – Никто не может этого знать.
Лан отступил и отодвинул тяжелый засов. В сени поспешно ввалились двое – Ари и его закадычный дружок, имени которого никто не помнил. Звали его просто «Веселый».
В открытую дверь на миг заглянул желтый кругляш полной луны. Лан защелкал замками.
– Черти бы вас побрали! Шляетесь в такое время… – проворчал он, вешая разрядник на место.
Веселый сегодня выглядел не особенно веселым. Ари перестал обниматься с Вастой и повернулся к Лану.
– По-правде говоря, дом у нас в полном порядке, Лан. Просто я придумал, как изловить это отродье, – сказал он.
Лан покачал головой:
– Ты идиот, Ари. Я бы ни за что не вышел на улицу в потемках.
– Надо же что-нибудь делать, – пожал плечами Ари и усадил Васту в кресло. Лан вздохнул, вопросительно качнув головой:
– Ну, выкладывай, что ты там придумал.
* * *
Звезды поблекли, темнота расползлась, уступая место рассвету. Бойт дернулся и пришел в себя. Все тело ломило и жгло, словно его долго топтали в кислотной луже.
Он огляделся. Городок виднелся в полумиле слева. Бойт вскочил, превозмогая боль, и побежал туда, торопясь скрыться, пока окончательно не рассвело. Бежал он по знакомому следу – двойной цепочке четких глубоких отпечатков, внушающих подсознательное смутное беспокойство.
Значит, ничего не вышло. Вчерашняя выдумка не остановила его.
На околице Бойт свернул со следа и задами пробрался к своему дому. Дверь болталась на легком ветру, распахнутая настежь. Он вошел в комнату и уставился на груду битого кирпича вперемешку со штукатуркой.
Вчера он снял люстру, привязал к крюку в потолке крепкую капроновую веревку с петлей на конце. Еще одной веревкой обвязал массивную чугунную печь. Около полуночи встал на табурет, одну петлю захлестнул на ногах, другую на запястьях. Завалился набок, взвыв от боли в вывернутых плечах, и повис, растянутый между потолком и печью, абсолютно беспомощный. Это было вчера вечером. Больше он ничего не помнил.
Бойт угрюмо поднял глаза. Крюк был вырван с мясом. На потолке остался безобразный кратер метрового диаметра. Сам крюк с креплением валялся посреди комнаты. Шнур, привязанный к печи, был просто оборван и пестрой змеей свился в углу.