Действительно, из потайного ящичка выпала старинная, пожелтевшая от времени открытка.
Надежда Николаевна наклонилась, подняла ее, рассмотрела лицевую сторону. На открытке была изображена красивая старинная кукла – китаянка с прелестным фарфоровым личиком, в платье из темно-синей парчи. Одной рукой она придерживала край платья, как будто собиралась перешагнуть лужу, в другой держала изящный зонтик.
Надежда перевернула открытку. На обратной стороне стоял адрес: Санкт-Петербург, Вознесенская часть, Фонарный переулок, ЕПМГ Елизавете Васильевне Перовской, собственный дом.
Ниже было всего несколько слов, выведенных аккуратным старательным почерком, с сильным наклоном и изящными завитушками в конце каждого слова:
«Лизонька, вспомни, как мы с тобой играли в Ната Пинкертона. Твоя Маша».
И все – больше никаких пояснений.
Фиолетовые чернила выцвели от времени, но надпись читалась отчетливо.
– Надо же, как интересно… – проговорила Надежда, задумчиво разглядывая открытку. – Какая-то Маша послала эту открытку своей подруге лет сто назад, явно с каким-то намеком. На свете давно уже нет ни Маши, ни Лизы, один Бог знает, какую тяжелую жизнь они прожили, сколько несчастий выпало на их долю – революции, войны, блокада, и только эта открытка сохранила воспоминание о них, о том, как в детстве они играли в сыщиков!
– Красивая открытка, – проговорил Игорь. – Редкая, наверное. Хочешь, возьми ее себе.
– А что – и возьму! – ответила Надежда Николаевна, неожиданно для себя самой.
Конечно, это было для нее совершенно нехарактерно – тащить в дом какое-то старье с помойки. Но дело в том, что она внезапно почувствовала покалывание в корнях волос – а это бывало с ней в тех случаях, когда она сталкивалась с какой-то детективной загадкой. Впрочем, какая загадка могла таиться в открытке столетней давности?
– А что значат вот эти буквы – ЕПМГ? – машинально спросила она приятеля.
– Ее превосходительству, милостивой государыне, – ответил Игорь, не задумываясь.
– Значит, эта Лиза была какой-то важной особой?
– Вовсе не обязательно. Так до революции адресовали письма всякому человеку благородного происхождения или приличной профессии, в общем, как тогда говорили – из благородных. Даже ребенку. Ну, ладно, пойдем уж, Надя, что-то сегодня не везет мне… Вот разве что эту филенку возьму…
Надежда взглянула на часы и только охнула. Скоро муж с работы придет, а у нее дома шаром покати, с утра с теткиными очками валандается. Ох уж эти родственники…
Когда они покинули двор, из-за чахлых кустиков показался мужчина. На нем были темные очки и неприметная рубашечка в серо-буро-малиновую клеточку. Вроде бы был он среднего роста, не сморчок какой-нибудь, однако выглядел незаметным.