– Ну уж и сотрудников вы себе подбираете, – ехидно заговорила Надежда. – Ну совершенно парень мышей не ловит!
И тут же прикусила язык – вовсе незачем выбалтывать этому типу, что она вычислила его парня уже давно. Сначала нужно узнать, что ему от нее надо.
– Вы правы, – сказал неприметный водитель. – Совсем молодежь работать не умеет!
После этого он замолчал, и следующие несколько минут они ехали в тишине, наконец Надежда не выдержала и проговорила:
– Кто вы такой? Что вам от меня нужно? Зачем вы перевернули вверх дном мою квартиру?
– Квартиру? – переспросил водитель, впервые с интересом взглянув на Надежду. – Квартиру – это не мы.
– Да, как же! – недоверчиво произнесла Надежда. – Так я вам и поверила!
– Верить мне или не верить – ваше дело, – водитель пожал плечами и сосредоточился на дороге.
– Так куда же вы меня везете?
– Скоро узнаете! – И он взглянул на Надежду странным взглядом – одновременно пристальным и равнодушно-отсутствующим, и у Надежды отчего-то отпало желание задавать вопросы.
Она замолчала и уставилась перед собой. Причем – странное дело! – казалось бы, она смотрела в окно, но ничего не видела, не узнавала улиц и проспектов, по которым проезжала машина, и поэтому не смогла запомнить дорогу.
Скоро машина въехала в самый заурядный двор и остановилась перед подъездом.
– Выходите! – все тем же тусклым голосом проговорил водитель.
«И не подумаю!» – хотела сказать ему Надежда, но отчего-то эти слова застряли у нее в глотке, и она молча выбралась из машины и послушно поднялась на крыльцо. Этому способствовало и то, что неприметный водитель придерживал ее за левый локоть. А тот, правый, не то чтобы болел, но рука стала какая-то вялая и плохо Надежду слушалась. Так что если он и с этим локтем такое проделает – как бы вообще без рук не остаться. А такое только Венере Милосской идет…
Дверь была самая неприметная, выкрашенная темно-серой краской. Возле нее висела табличка со странной надписью: «Прием с 10.00 до 18.00». И больше ничего – не было даже названия учреждения, которое этот самый прием осуществляет.
На самой двери было что-то вроде кодового замка. Приложив к нему большой палец, молчаливый спутник открыл дверь и подтолкнул Надежду вперед.
Она оказалась в длинном коридоре, напоминающем коридор жилконторы семидесятых годов прошлого века, – лампы так называемого дневного света под потолком, иные из которых уныло гудели, стены депрессивного тускло-бежевого цвета, неудобные стулья вдоль этих стен, многочисленные закрытые двери. На стульях сидели озабоченные люди, судя по всему, дожидающиеся приема. Двери время от времени открывались, кого-то выпуская и впуская. У тех, кто входил, лица были озабоченные, у тех, кто выходил, – озадаченные.