— И часто он тебя бил? — спросил ровным… слишком ровным тоном, чтобы я поверила в его спокойствие. И все равно не стала лгать или приукрашивать правду. Мне самой хотелось выговориться, а этот мужчина, даже получив отказ, по-прежнему был готов слушать. Рик бы залепил мне пощечину, если б я уклонилась от поцелуя, а потом заставил бы вымаливать прощение, ползая перед ним на коленях в эротическом белье. Впрочем… к этому мы пришли не сразу.
— Нет, не часто, — сказала я, продолжая следить за движением его пальцев, поглаживающих костяшки моих. — Сначала он просто слишком сильно обо мне заботился, не давая проходу и объясняя это беспокойством о моей неприспособленной к жизни персоне. Потом начал выбирать, с кем мне водить дружбу, а с кем нет, что носить, в какой цвет красить волосы, потому что рыжий считал вульгарным. И очень радовался отсутствию веснушек, которые тоже пришлось бы выводить, не обдели меня ими природа. Сам купил мне несколько сеансов эпиляции, гарантирующей долгосрочный эффект, и сам же смазывал потом раны после долгих часов пыток на столе косметолога. Он даже говорил, какой лак я должна наносить на ногти в тот или иной день. И все это исключительно для моего блага! Потому что у меня плохой вкус, но хорошая подоснова, из которой Эрик, как больной на всю голову художник, долгие месяцы ваял свой проклятый щедевр-р-р, — на последнем слове не смогла сдержать рычания. Злость и досада накатили одновременно, и если б не ласковые поглаживания мужских рук, я бы, наверное, вскочила и принялась ходить взад-вперед по кухне, мечтая что-нибудь расколотить.
— Тише, чудо, — шепнул мне сосед, прижимаясь губами к виску. — Это ничтожество больше тебя не тронет.
— Не тронет?! Ха! — я нервно усмехнулась. — Он уже пообещал, что найдет. А Рик слов на ветер не бросает. Да и выследить меня через сеть с помощью знающих людей не так и сложно, — добавила обреченно.
— Сложно, поверь, — Дэв оставил в покое мои руки и переключился на колени. На них тоже были ссадины, замазанные тональным кремом, и потому я невольно дернулась и накрыла его ладони своими, возражая против таких действий.
Идеальность… я так привыкла, что мужчине требуется именно она, что боялась показаться в своем натуральном виде, однако Индэвор мягко отвел в сторону мои кисти, и принялся расписывать невидимым орнаментом бедра. От коленных чашечек на инстинктивно сжатых ногах до края возмутительно короткого платья, очерчивая границу ткани, но не заходя за нее. Это завораживало, возбуждало и… напрочь лишало способности мыслить трезво. Впрочем, трезво я мыслить перестала еще с той рюмки, что выпила за столом. Трезвая я никогда не полезла бы к нему с разборками и уж точно не сидела бы на коленях, позволяя себя гладить. Потому что трезвой мне было бы страшно.