Хозяева встрѣтили Черемисова въ большомъ двухсвѣтномъ залѣ, — лакей успѣлъ таки забѣжать впередъ и доложить о немъ и барину, и Катеринѣ Андреевнѣ.
— Черемисовъ, голубчикъ, какъ я радъ тебя видѣть! — воскликнулъ Павелъ Борисовичъ и горячо обнялъ пріятеля.
Разцѣловавъ хозяина трижды, Черемисовъ подошелъ къ ручкѣ Катерины Андреевны.
— Здравствуйте, Аркадій Николаевичъ, — радушно привѣтствовала его красавица. — Я тоже рада васъ видѣть.
— Вы простили мнѣ все? — спросилъ Черемисовъ.
Катерина Андреевна глубоко вздохнула и потупила глаза.
— Стараюсь. Вы были причиною гибели моего бѣднаго мужа, моего добраго Луки Осиповича, но вѣдь вы только защищали свою честь. Да, я простила вамъ все. Вы помогли найти мнѣ мое теперешнее счастіе.
Катерина Андреевна улыбнулась, взглянула на Скосырева и прижалась къ нему, обвивъ его руку своими бѣлыми, какъ изъ слоновой кости выточенными руками, которыя были видны изъ-подъ широкихъ разрѣзныхъ рукавовъ капота до плечъ.
Черемисовъ нашелъ, что Катерина Андреевна очень похорошѣла, и это была правда. Она точно разцвѣла еще пышнѣе, какъ разцвѣтаетъ роза, перенесенная въ самую благопріятную для нея атмосферу теплицы. Выигрывала Катерина Андреевна и отъ наряднаго туалета, сдѣланнаго лучшею портнихой, и отъ обстановки. Извѣстно, что красавицы всегда выигрываютъ отъ обстановки, какъ картина отъ рамы.
Гостя увели въ столовую, куда подали чай и кофе и завтракъ. Все было изящно, на всемъ лежалъ отпечатокъ руки женщины и женскаго вкуса. Черемисовъ не узналъ даже лакеевъ, которые были все тѣ же, но всѣ преобразились не только по костюмамъ, но и во всемъ. Было немножко монотонно и черезъ-чуръ ужъ чинно, но за то и самый взыскательный человѣкъ не могъ бы найти недостатковъ въ прислугѣ, въ обстановкѣ, въ сервизахъ, въ качествѣ поданнаго на столъ.
Черемисовъ въ тайнѣ жалѣлъ прежняго Скосыревскаго житья, когда столъ ломился отъ бутылокъ съ винами, отъ тяжелыхъ пуншевыхъ чашъ, когда служили бравые ребята въ чекменяхъ и хорошенькія служанки во всевозможныхъ костюмахъ, а около стола пѣлъ, заливаясь, хоръ красавицъ, но теперь за то была очаровательная хозяйка, изящная дама, а Черемисовъ любилъ не только попойки, но и общество дамъ. Онъ пилъ не много, надѣясь потомъ со Скосыревымъ наверстать потерянное, и весело болталъ, разсказывалъ о московскихъ новостяхъ, о своихъ планахъ.
— Коня и сабли не жалѣешь? — спросилъ Скосыревъ.
Черемисовъ вздохнулъ.
— Жаль, конечно, да что же дѣлать? Если будетъ война, такъ пойду опять, а если нѣтъ, такъ женюсь, уѣду въ деревню и заживу помѣщикомъ, буду по полямъ съ борзыми рыскать, на ярмаркахъ въ карты играть и жидовъ бить.