Скосыревъ пожалъ руку гусара и пошелъ.
Въ самыхъ дверяхъ онъ столкнулся съ Катериной Андреевной.
— А я къ вамъ шла, — съ ласковою улыбкой проговорила она. — Хотѣла васъ звать чай пить и взглянуть, хорошо ли будетъ нашему милому гостю. Можно?
— Онъ спать хочетъ, Катенька.
— Ну, что за сонъ, на это ночь будетъ! Черемисовъ, — позвала Катерина Андреевна черезъ дверь, — идите чай пить.
— Съ ромомъ? — отозвался Черемисовъ.
— Съ чѣмъ вы хотите.
— Я рому хочу безъ всякаго чаю, — отвѣтилъ Черемисовъ, смѣясь, и вышелъ. — Спать было легъ, но слово „ромъ“ живо подняло меня, какъ поднимаетъ тревога боеваго коня.
— А ужъ будто бы мой голосъ не могъ васъ поднять и не произнося слово „ромъ?“ — кокетливо спросила Катерина Андреевна.
— Вашъ голосъ мертваго разбудитъ, очаровательная Катерина Андреевна!
За чаемъ говорили опять о московскихъ новостяхъ, строили планы. Скосыревъ надѣялся скоро покончить всѣ дѣла и устроить свадьбу сейчасъ же послѣ Пасхи, до которой оставалось уже немного времени.
Послѣ свадьбы молодые поѣдутъ заграницу и пробудутъ тамъ до зимы, а на зиму вернутся въ Москву, и сейчасъ же дадутъ большой балъ въ отдѣланномъ заново къ тому времени домѣ. Говоря обо всемъ этомъ, Катерина Андреевна оживилась, рисовала смѣлыя картины, мечтала, надѣялась пожить въ Петербургѣ и собиралась просить Павла Борисовича снова начать службу въ гвардіи, если только онъ не сдѣлается предводителемъ. Черемисовъ больше слушалъ, чѣмъ говорилъ, и пилъ стаканъ за стаканомъ пуншъ. Часу въ одиннадцатомъ онъ откланялся, отказавшись отъ ужина, и ушелъ спать. Катерина Андреевна скушала рябчика, запила согрѣтымъ краснымъ виномъ и ушла въ свою уборную сдѣлать ночной туалетъ. Наташа и еще другая дѣвушка служили ей, а Глафира собственноручно приготовляла душистую ванну для своей „матушки красавицы барыни“, засучивъ рукава и пробуя локтемъ температуру воды.
Сидя передъ большимъ зеркаломъ, въ бѣломъ кружевномъ пеньюарѣ, Катерина Андреевна любовалась собою и смотрѣла, какъ Наташа собирала ей волосы подъ гребень, расчесывая и помадя ихъ. Порою глаза барыни и горничной встрѣчались въ зеркалѣ, и тогда Наташа вспыхивала чуть замѣтнымъ румянцемъ и потуплялась, а Катерина Андреевна складывала губы въ улыбку и щурила глаза. Ей нравилось дразнить укрощенную фаворитку барина и она часто съ особеннымъ наслажденіемъ мучила Наташу, щеголяя своею красотой, обращая на нее вниманіе горничной.
— Посмотри, какіе у меня длинные волосы, Наталья, — говорила Катерина Андреевна, взмахнувъ головой и разсыпая до самаго пола роскошныя кудри свои.