Десять дней царствования трамонтана Эльда скрывалась в любом другом городе, где не дуют ветра. Он приносил звуки из прошлого – плач избитой отцом матери, стоны гражданской войны, голос ушедшего любимого и песню лысой певицы Гуантэс о том, что «грусть ни за что не утихнет, пока дует трамонтана».
Эльда приходит ко мне во сне. Красивая, беспокойная, с красным кожаным чемоданом в трясущихся руках. «Доченька, в городе вот-вот появится трамонтана. Приюти меня, мне страшно». Я беру из ее рук чемодан, обнимаю и усаживаю на кровать. «Бабуль, страхи в тебе, а не в ветре. Перестань с ними бороться. Выслушай их с открытыми глазами, прими, а потом отпусти. Страхи пугают до тех пор, пока ты с ними борешься».
Глаза Эльды наполняются тихим морем. Засыпает, не отпуская моей руки. Снимаю с нее туфли. Пятки в застарелых мозолях. Побег от самого себя – самое тяжелое проявление отчаяния. Лучше заставить себя остановиться, закрыть глаза, собраться с волей и все изменить.
* * *
Мы с Гахом по вторникам навещаем Обиженный храм. Прибираемся, смазываем двери и ставни, зажигаем свечи, поливаем гранатовое дерево, которое живет у входа в храм. Это дерево зовут Хаят, в переводе – «жизнь». Говорят, что те, кто прикоснется лбом к любой из его ветвей, освободятся от страха потерять себя.
Когда-то тысячи людей приходили сюда за исцелением. Со временем толпа поредела. Сейчас, в век бесполезных успокоительных, снотворных, транквилизаторов и прочих проделок дьявольского происхождения, большинство людей перестали приходить к Богу.
Эльда говорила, что Хаят расплачивается за свой дар вечной смертью плодов на своих же «руках» – гранаты с этого дерева много лет никто не ест, ведь в них страхи, смятения тех, кто поклонялся ветвям Хаята.
В детстве мне было больно наблюдать за тем, как некогда ярко-красные плоды Хаята гниют, чернеют и еще долго не опадают, мучая уставшие ветви. Однажды я не выдержала и тайком от бабушки прибежала к Обиженному храму, сорвала все сгнившие плоды с Хаята, закопала их. Теперь каждый год помогаю моему любимому гранатовому дереву. А оно бережет храм.
У молитвы нет определенного языка, слов, наговоров. Это ведь любовь, а любовь не подчиняется никаким земным постулатам – она вне всевозможных правил, объяснений, анализов. Говорить с Богом нужно сердцем и только им. Потому что именно в сердце находится тот очаг безусловной любви, который никогда не иссякнет.
Мы можем закидать его песком цинизма, камнями безверия, да чем угодно. Этот очаг вечный. И цель нашей жизни – вовремя к нему обратиться. Стать единым с чувством любви и дарить его окружающему миру – внуку в сказке перед сном, гранатовому дереву в саду, тесту утреннего хлеба, дворовой собаке Нахыш с рыжим ухом, заброшенной церкви в пятнадцати километрах от города.